1
Громкий, заливистый смех. Меня завораживает этот звук. Слишком давно я его не слышала. По крайней мере, таким – чистым, ничем не испорченным. Так счастливо, искренне, не сдерживая себя, смеются только дети. Вроде Ромашки. Но его здесь нет.
Хохот проносится рядом и исчезает вдалеке. Я протираю глаза, пытаясь рассмотреть убегающего обладателя столь прекрасного смеха, но напрасно – он уже скрывается за углом, в коридоре. Такой шустрый, словно ускользающий солнечный луч, и всё же – согревающий сердце.
А надо мной снова повисает темень.
– Обед! – кричит женщина, громыхая посудой. Её тележка катится со скрипом, неизменно режущим уши. Колёса, поржавевшие за немалое время службы, с трудом вертятся.
– Меее, – радостно мычит старуха, разевая беззубый рот и пуская густые слюни.
Её чепец скатывается набок, открывая проплешины, окружённые пучками седых волос. Руки, покрытые обвисшей кожей, как ветошью для мытья пола, мелко дрожат и пытаются зачем-то схватить край белого медицинского халата. Она жуёт, широко открывая рот и роняя жидкую кашу на плитки пола. Вскоре всё оказывается испачканным в мерзкой жиже.
– Ме-е-е! – просит добавки.
Старуху кормят с ложки, но она всё равно умудряется измазаться с головы до ног. Бесцветные глаза глядят в пустоту. В них не видно ни проблеска, ни искорки. Ничего.
Я морщусь и отворачиваюсь в сторону, чтобы не видеть всего этого. За месяц в лечебнице я так и не сумела привыкнуть к некоторым пациентам. Их и людьми-то назвать трудно… Иногда разум оказывается похоронен куда раньше, чем тело.
За окном завывает ветер. Надвигается буря. Дождь начинает тревожно стучать по стеклу. Синее небо кажется нарисованным акварелью по мокрой бумаге. Краски, от кобальтового до тёмно-гранатового, растекаются по накрывающему землю пологу и стекают вниз, утопая в морской воде.
Резким движением медсестра зашторивает окна. Я вздрагиваю от неожиданности. Манящий пейзаж внезапно отрезают от меня стеной грубой ткани.
– В другой раз полюбуешься, душенька, – надсмотрщица тянется, чтобы покровительственно потрепать меня по щеке, но я дёргаюсь в сторону, – Завтра обещают погоду получше, – говорит она, однако новость не радует. Я хочу закричать, что ясное небо мне не нравится. Не хочу видеть солнце. Для меня нет ничего приятнее созерцания ненастной сини.
Яркому, насыщенному голубому цвету нет места в Кассенри. В моём сердце не найдётся места для летней радости. Но буря тревожит рассудок других обитателей лечебницы и потому делает настороженней персонал.
Я оглядываюсь. Старуха с натянутым на лысую макушку чепцом быстро раскачивается в кресле-качалке, будто маятник в настенных часах. Туда-сюда. Стеклянные глаза, как водная гладь, отражают грозовое небо.
Остальные тоже чувствуют беспокойство.
– Бум! Бум! – бьёт в стену кулаком какой-то парень, пока санитары не унимают его и уводят, чтобы не калечил себя и не волновал окружающих. Его лицо похоже на застывшую маску мима с улиц столицы, лишь нарисовано оно не красками, а ненастьем.
Я слышу едва различимое бормотание женщины, сидящей напротив. От этого шёпота и у меня самой бегут по телу мурашки…
А тележка с едой, скрипя, подбирается ближе. Тем временем шум от её колёс, нарастая, усиливается.
С брезгливостью я наблюдаю, как у старика, кожа которого испещрена пигментными пятнами, изо рта тоже вываливается пища, портя больничное платье и ковёр, лежащий на холодном полу. Слюнявчик, завязанный у тощей шеи, сегодня не помогает.
Раздача пищи достигает и меня. На стол выгружают тарелку с какой-то пресной похлёбкой и ложку. Я беру её в руки, ощущая приятное прикосновение металла – холод отрезвляет, не давая расслабиться.
– Как настроение, Вира?
Я молчу. Пребывание в этом месте отбивает у меня всякое желание отвечать.
– Не хочешь порисовать?
Единственное, о чём я смею мечтать – побыть одной. Но это невозможно. Только не в Кассенри, где за каждым углом мерещится внимательный взгляд.
– После обеда тебя будет ждать доктор Валженд, – сообщают мне.
Я отворачиваюсь, не давая разглядеть тень страха на своём лице. Женщина встречает моё нежелание поддержать разговор поджатыми губами, но своё недовольство не высказывает вслух.