Если я и ожидала увидеть его, то не так. После случившегося в обеденной, я думала, что если встречу его, то точно не дееспособным… как и все, прошедшие через подвалы Кассенри. Я не полагала, что когда-то заговорю с этим безумным убийцей.
Мне становится как-то не по себе. Рядом с ним я что лань перед гончей. Хотя нет. Перед волком. Крупным таким, матёрым, готовым тебя разорвать.
Лицо рассекает шрам. Он опускается со скулы на щёку и почти доходит до губ. Раньше его не было. Но даже с этим увечьем Валентин кажется не менее прекрасным. Он совершенен в какой-то мрачной манере и обладает холодной тёмной красотой, и всё же от него исходит опасность. Я вся покрываюсь мурашками.
Держусь прямо, не давая ему почувствовать слабину, словно нахожусь перед одичавшим голодным псом. Спиной поворачиваться к нему страшно.
В библиотеке разожжён камин. Потрескивают поленья, наполняя комнату жаром. Тёплый свет падает на мужчину, резко очерчивая его. Фигура напротив выглядит, словно нарисованная углём. Я чувствую, что замёрзла. Хочется положить руки на грудь спасителя, пытаясь согреться, или хотя бы подойти поближе к огню. Я делаю шаг назад, приближаясь к горящим поленьям и пытаясь оказаться как можно дальше от Валентина.
– Нашли, что искали? – раздаётся вопрос. Я недоумённо поворачиваюсь и смотрю как бы сквозь него. Но базальтовые глаза глядят прямо на меня. Слишком внимательно, настороженно, будто в вопросе есть едва различимый для меня подтекст.
– Что? – переспрашиваю у него, удерживая на груди слишком большой для себя халат и не позволяя ему снова распахнуться. Мои ключицы и так горят, точно к ним прикоснулись раскалённым железом.
Он выжидает и только потом произносит:
– Книгу, – после паузы звучит наигранно-весёлый ответ. – Разве не за этим приходят в библиотеку?
Я ничего не говорю. Вопрос ставит меня в тупик. Кажется, будто встреченный этой ночью хотел сообщить мне совсем иное. Слишком часто в последнее время мне мерещится недосказанность в словах. Всюду ложь и обман. Я не привыкла играть в подобные игры: разгадывать ребусы в чужой речи. Это всё уловки других людей.
– Доброй ночи, Валентин, – прощаюсь я, сглатывая ком. Слова даются мне нелегко. С трудом удерживаю себя от того, чтобы в голосе не появилась предательская дрожь.
Я разворачиваюсь, а в коридоре несусь так, будто за мной мчатся все демоны ада. Сердце бешено колотится, когда я останавливаюсь.
Поход в библиотеку оказался не таким приятным, как я предполагала.
Мне мерещится, как чужой голос вдогонку мне миролюбиво желает:
– Доброй ночи, Вира…
Только он, в отличие от меня, узнавшей чужое имя от остальных после ужасного происшествия в обеденной, никак не может быть в курсе, как меня зовут.
3
– Позвольте представить вам, – с некоторой долей торжественности произносит доктор Валженд, – Автор этих чудесных работ – леди Свайнт.
Неожиданно оказываюсь в центре внимания. Все смотрят на одну меня, не отрывая глаз. Я морщусь, слыша чужое имя, и не могу удержаться, чтобы не поправить:
– Достаточно просто – Вира.
– Я восхищён, миледи, – льстиво признаётся начавший лысеть джентльмен в сюртуке. – Такие цвета! Море столь хорошо написано, что мне слышится шум волн.
– Вам не чудится, – отвечаю с тоской и скепсисом, возникшим удивительно даже для себя самой. – В Кассенри нет уголка, куда бы не добрался прибрежный шум.
Ироничный ответ игнорируют, будто я ничего и не говорила. Он теряется, как камушек, брошенный воду, но на той даже не появляются круги.
– А какие мазки! Неужто школа самого мастера Рауна? – продолжает восхищаться собеседник. Я не считаю нужным скрывать:
– Нет, я с ним не знакома. Меня учил писать Лукан Дарн.
Но меня снова не слышат. Гость словно задаёт вопросы в пустоту, не рассчитывая получить на них ответы. Я ощущаю себя рядом с ним невидимкой. Вроде и со мной разговаривает, но в то же время – нет…
– Недавно мне посчастливилось познакомиться с Мастером. Палий Раун показал мне работы, которые украсят королевскую галерею. Знаете, он тоже любит запечатлевать море. Какое оно прекрасное у него! Говорят, что его картина «Лазурные воды» висит в королевской опочивальне, но, сами понимаете, у меня не представилось возможности проверить, – раздаётся смешок, но шутку никто, кроме автора, не поддерживает, лишь кое-где мелькают сдержанные улыбки. – Я говорю Рауну: «Друг мой! Вы не художник, вы – талант! Настоящий маэстро кистей и красок».