– Любишь бродить по тёмным коридорам?
– Любите подкрадываться? – в тон ему заявляю я.
Эхо разносит его смех. В этот момент Валентина никак не принять за безжалостную убийцу. Он весел и не думает об унынии.
– Хотел убедиться, что ты не заблудилась. Но теперь я вижу, что маленькая леди не пропадёт.
– Я могу идти? – холодно произношу я, отодвигаясь от него.
– Спешишь? – говорит мужчина, снова подходя ближе. – Инте-рес-но…
Неожиданно его пальцы касаются моего лица. Я замираю, чувствуя, как нечто внутри начинает неясно трепетать. Он очерчивает мои скулы, спускаясь ниже, но не успевает притронуться к губам, когда я дёргаюсь, отодвигаясь в сторону.
– Я не позволяла вам обращаться ко мне на «ты», – сухо говорю я.
– Никто не смеет запрещать мне что-либо делать, – тёмные глаза опасно сужаются.
Я упрямо задираю подбородок:
– Могу идти? – спрашиваю, надеясь, что он уступит дорогу.
– Лети, птичка…
Могу наконец-то дышать, когда он отпускает меня. Мне не хочется, чтобы Валентин знал, куда я ухожу, но выбора нет. Осторожно придерживаю платье, не давая подолу волочиться по полу, и сворачиваю за угол. Мужчина не идёт за мной, но взгляд глаз, похожих на застывшую лаву, преследует, где бы я ни оказалась.
Когда я выхожу в галерею, Невидимки ещё нет. Подхожу к окну и кладу руки на мутные стёкла, не боясь испачкать ладони. Море сегодня тёмно-бусое [*серо-голубой], плавно переходящее от холодного голубого в скучно-серый. А небо – маревое [*в палитре Виры светло-серый цвет] и тяжёлое, как густая гуашь. Прибрежные камни утопают в пене, будто в кружеве. Мне хочется потрогать их, но я могу прикоснуться только мысленно – закрыв глаза.
– Вира? – голос Невидимки звучит как будильник в воскресное утро. Я морщусь, уже жалея, что пришла, поддавшись на его уговоры.
Открываю глаза. Между мной и морем всё ещё лежит стекло. Хорошо, что оно не чистое. Иначе бы оно давило ещё сильнее. Иллюзия свободы.
– Я рад, что ты здесь.
До чего же зелены его глаза! Только они и выделяются на худом лице, горя огоньками на новогодней ёлке. Я вдруг понимаю, что прозвище ужасно подходит парню. Он почти прозрачный, как я сама. Ещё немного, и его можно будет принять за призрака.
– О чём ты хотел поговорить?
– Я не знаю, Вира… Просто увидел тебя и понял, что не один. Мы не единственные, кто понимает, что они подмешивают в еду какие-то препараты. Но не все хотят бороться, особенно когда это бесполезно. Мы не можем постоянно голодать. Даже так мы вечно страдаем от лечения.
Я забыла о жизнерадостности в Кассенри. Забыла об унынии или страхе. Я больше ничего не боюсь и ничего не чувствую, хотя практически не ем и не пью. Это страшно: мне кажется, я постепенно теряю себя. Ещё немного – и исчезнет Вира Тауле.
– Что ты предлагаешь?
– Пока хотя бы держаться вместе. Я верю, что мы сможем друг другу помочь.
Я не сразу отвечаю, обдумывая предложение. На остров начинает опускаться сумрак. В помещении заметно мрачнеет. Контуры лица Невидимки теперь словно нарисованы углём и мелом. Он кажется спокойным и благоразумным, но может выйти так, что он главный безумец в Кассенри. Довериться кому-то в лечебнице – это большой риск, но одна я беззащитна.
– Я согласна, – наконец решаюсь я.
Он улыбается. От него исходит свет – тусклый, но всё-таки свет. Как если зажечь спичку в полной темноте: ничтожно мало, но достаточно, чтобы что-то разглядеть.
– Спасибо, Вира.
– Мне пора идти.
– Мы увидимся завтра?
– Не знаю, – с сомнением произношу я. – Постараюсь.
– Буду ждать, – говорит он.
Я ухожу, но Невидимка всё ещё остаётся в галерее. Когда я оборачиваюсь в коридоре, то вижу, как он смотрит на маяк, бросающий луч на водную гладь. У парня то же лицо, что у меня, когда я смотрела на море. Уголки губ сами собой поднимаются, и я не сразу понимаю, что улыбаюсь.
Может, некоторым мечтам ещё суждено сбыться?.. Не хочется терять надежды, хотя Маун Валженд делает всё, чтобы лишить меня её.
Мне удаётся незамеченной проскользнуть в свою комнату, но проходит совсем немного времени, когда за стеной раздаются шаги. Я считаю их: «Раз, два, три… десять». Кто-то идёт довольно быстро, и мне не приходится долго ждать. Дверь будто нехотя, со скрипом открывается, и я вижу Изаберу Флок.