Мне не верится. Я протягиваю руку и трогаю пустоту. Передо мной нет привычного стекла, отделяющего от моря. Оно, свободное и всесильное, лежит впереди. В ладони зажат воздух. Неужели это не сон?..
– Вира! – зовут меня.
Я улыбаюсь и бросаюсь вперёд. Не заметно для себя быстро спускаюсь по извилистой тропинке, ведущей вниз. Ноги бегут по каменистому берегу, скользят по гальке, ощущаемой даже сквозь подошву. Я несусь так быстро, насколько способна, до рези в боку, пока не падаю от усталости, а холодная волна, отрезвляя, не ударяет по лицу. Я живая! Живая!
Загребаю руками песок с мелкими камушками и сжимаю в кулаке, чтобы затем растереть его между пальцев. Шершавые песчинки щекочут кожу. Не верится, что всё это реально. Намокшая юбка пригвождает к земле, таща вниз. Я чувствую её тяжесть и плачу, хотя не испытываю грусти. Слёзы катятся по щекам, и их неожиданно смывает стремительно налетевшая волна, накрывающая целиком и не оставляющая даже мига, чтобы избежать столкновения. Волосы липнут к щекам, но улыбка всё ещё горит на лице солнечным зайчиком.
Пена оседает паутинкой на камнях, солёные брызги летят, орошая литораль мелкими каплями. В прозрачной воде мелькает стайка рыб, а где-то рядом кричат птицы. Среди волн виднеются густые заросли ламинарии, кажущиеся мазком умбры на влажном листе.
Так выглядит свобода. Я не могу оторвать взгляда от того, что вижу.
Море бормочет слова колыбельной, сплетающиеся в наречие, которое невозможно распознать. Я стою по пояс в воде, не испытывая холода, несмотря на онемевшие ноги. Радость греет не хуже креплёного вина.
Из-за туч выходит солнце. Я чувствую его свет на губах, морскую соль на ресницах и забываю о мире вокруг. В душе селится лёгкость. Меня не держат никакие клетки, есть только я и безудержная стихия. Я хочу кричать от переполняющих меня чувств. Они бурлят в душе, давя друг друга и не позволяя ни единой эмоции завладеть мной целиком. Но вопреки всему, меня душит эйфория. Море, я свободна!
– Вира!
От крика я отмахиваюсь, как от назойливого комара. Провожу сморщенными от воды пальцами по морской глади, не веря, что стены лечебницы остались позади. Волны разговаривают, расползаясь тёмными завитками по морю.
Я дышу.
Делаю вдох, ощущая, как расширяются лёгкие, словно у ребёнка, только появившегося на свет. Вдыхаю воздух полной грудью, а не делаю скупые глотки, как незадолго до этого. Ветер летит в лицо, ласковыми касаниями очерчивая скулы.
Море…
На талии смыкаются чьи-то руки, заключая меня в клетку, но почему-то я не могу повернуться, когда чувствую их. Ноги не двигаются, пригвождая к месту. Я неподвижна как мраморная статуя. Даже губы немеют, и мне не удаётся их разомкнуть.
Ни слова против не вырывается из горла, когда меня грубо поднимают и берут на руки, а я вишу безвольной куклой, хотя хочу вырваться. Мне кажется, я прижимаюсь к печке. Чужая кожа обжигает, пробуждая к жизни.
Постепенно к телу возвращается чувствительность. Я разеваю рот, как рыба, выброшенная на берег, не способная ничего сказать.
– Совсем ополоумела?! Вода ледяная. У тебя все губы синие.
Когда он, держа меня, выходит на сушу, ветер уже не кажется таким ласковым. Его порывы как удары на боксёрском ринге – оглушающи и беспощадны. Я вся покрываюсь мурашками и дрожу, и даже зубы стучат, когда я пытаюсь ответить. Выходит только:
– Чтты-ддлшь…
– Молчи, – грубо говорит Валентин.
За его спиной с потерянным видом стоит Хло. Васильковые глаза смотрят, не скрывая молчаливого укора. На плече девочки успокаивающе лежит рука Арфы, в этот миг похожей на древнюю воительницу и всем своим видом выражающую решительность. Она бы хорошо смотрелась с луком.
Над нами возвышается утёс. Кассенри выглядит как грозное изваяние, и мне хочется заплакать от досады, что приходится туда возвращаться. Даже найдя дверь наружу, я не смогу никуда деться с острова. Вид на море, ещё недавно вселявший надежду, теперь грубо её топчет, отнимая у меня.