Я не могу сбежать. Пока, по крайней мере… Но возможно, у меня ещё есть шанс. Этот инспектор ведь должен же когда-нибудь уехать? Нужно уговорить его взять меня с собой.
Мы все снова заходим в мрачный подвал. Я по-прежнему на руках Валентина, бесцеремонно близко прижимающего меня к своей груди и не позволяющего избежать касаний. Я чувствую его горячее дыхание на своём лице подобно невесомой ласке. Валентин делает вид, что не испытывает усталости, но я знаю, что это не так. Его сердцебиение говорит больше, чем любые заверения и высказывания.
Я ощущаю порыв тёплого воздуха, и это даёт мне понять, что дороги назад уже нет. Лечебница снова подчиняет меня, и я не знаю, когда сниму её оковы в следующий раз.
– Чт-то ты д-д-делаешь? – уже внятнее могу спросить я.
Мне Валентин не отвечает, зато, когда поднимается вместе со всеми по лестнице, говорит Хло:
– Сможешь сама вернуться?
Девочка кивает, встревоженная появлением незнакомого для неё мужчины, а я пытаюсь разлепить онемевшие губы и снова встрять, но Арфа успевает сказать первой:
– Не волнуйся, я провожу её.
Они уходят.
Валентин непоколебимо несёт меня, даже когда мои ногти (единственное, что могу сделать) впиваются в его кожу. Он лишь слегка морщится и говорит:
– Упрямица.
– П-пос-с-тавь м-меня, – произношу я, но он игнорирует все мои невнятные требования.
– Нет.
Я устало кладу голову на его грудь, не желая сопротивляться. Спустя время мужчина бережно опускает меня в кресло. Я оглядываюсь и с удивлением понимаю, что мы находимся в библиотеке. Когда его тело перестаёт прижиматься к моему, я неожиданно остро чувствую холод, моментально расползающийся иголочками от пальчиков ног до плеч. Я сжимаюсь в дрожащий комок. Тело словно мучает лихорадка.
Бросив настороженный взгляд на Валентина, я понимаю, что он разжигает камин. Когда он остаётся довольным результатом, подходит ко мне и снова берёт на руки, чтобы водрузить на шкуры возле огня. Я не сопротивляюсь, желая немедленно оказаться там, где есть тепло. Вблизи от пламени я ощущаю жар, хотя всё ещё дрожу.
Валентин начинает стаскивать с меня платье.
– Не с-смей!
– Ещё как посмею, – усмехается он. – Тебе нужно согреться. Если ты подхватишь пневмонию, так и подохнешь в Кассенри.
Грубые слова подобны пощёчине, но я пытаюсь сбросить его руки с себя, хотя попытки одолеть его – всё равно, что остановить пожар одним своим присутствием. Тело не слушается. Мужчина без труда избавляется от сырого платья, и я остаюсь в одной сорочке из грубой ткани, выданной в Кассенри. Сейчас такое нигде не носят. Я не чувствую стыда, хотя присутствие Валентина смущает.
Мокрая насквозь, сорочка липнет к коже. Я едва не теряю дар речи, когда мужчина к ней тянется. В иной ситуации я бы давно уже дала ему в… хм… наглое лицо за такое, но в эту минуту не могу дёрнуться от холода. Даже говорить трудно:
– У-б-бери р-руки!
Но мужчина с лёгкостью опытного ловеласа снимает с меня одежду, проигнорировав угрозу. Почти полностью обнажённая, не считая старушечьих панталон, которые он не тронул, заглянув в мои злые глаза, я обхватываю себя руками. Совершенно не боюсь, что Валентин увидит меня голой, хотя его бесцеремонность раздражает. Просто не хочу выпускать тепло, покинувшее меня вместе с нагретой, хоть и мокрой тканью.
За спиной чувствую шелестение. Пока он вытаскивал меня из воды, сам так же промок. Неудивительно, что он тоже раздевается, но… Вся эта ситуация ужасно компрометирующая. Ещё некоторое время назад я, помня о своём положении в обществе, сгорела бы от стыда. Теперь я ощущаю безразличие. Жизнь в Кассенри не прошла даром. Я научилась не бояться человеческой наготы.
Совершенно не смущаясь, Валентин садится на шкуры. Наша голая кожа практически соприкасается, разделённая лишь тонкой полоской воздуха. Тело снова покрывается мурашками, но уже не от холода.
– Если бы ты так не шугалась, мы бы согрелись быстрее, – вкрадчиво говорит Валентин, и от интонации его голоса я вспыхиваю.
Я бы никогда не позволила себе такого в Даурнорде, но в Кассенри другие порядки, и я без зазрения совести отвечаю, не боясь показаться грубой:
– Катись к чёрту!