- Ой! Сейчас соседи снизу придут. Ладно, живи, Рени.
И внезапно ощутила, как он застыл, как мгновенно слетело с него все радостное воодушевление, как опустились руки. Она подняла глаза, и увидела заледеневшее лицо, губы сжаты и жесткая складка пролегла на лбу.
- Почему ты так меня назвала? – спросил он хрипло.
Лира даже испугалась, не понимая, что сделала не так. Им вдвоем было так весело, и вдруг…
- Как, Рейнар?
- Почему – Рени?
- Я… я не знаю… Мне показалось, что это ласково… Мы смеялись, я подумала… Извини, если обидела чем-то.
Он потер лоб, словно избавляясь от наваждения.
- Ты не обидела, нет… Пойдем есть?
Ужин проходил в молчании. Лира не поднимала головы от тарелки, боясь натолкнуться на его взгляд. Хуже всего то, что она по-прежнему не понимала, чем так задела его. Вдруг кто-то поставил рядом с ней стакан с сиреневым напитком, а потом зеленая рука похлопала Лиру по предплечью. Гремм! Лира была ужасно рада его увидеть снова. После возвращения, они сегодня еще не виделись.
Гремм между тем дотянулся и до Рейнара, и его похлопал тем же успокаивающим жестом.
- Расскажи ей все просто и легче станет сразу, вот увидишь.
- Откуда? – зарычал Рейнар, но тут же сбавил обороты. – Проклятый эмпат. Я не разрешал копаться в моей голове!
- Ты слишком громко чувствуешь, друг мой. К тому же я не читаю мысли, а вижу только боль, что пришла из прошлого, и черным облаком окутывает тебя сейчас.
Лира решилась поднять глаза на Рейнара, тот взглядом пытался прожечь дыру в Гремме. Дыра не прожигалась. Рейнар бросил вилку и вышел из-за стола.
- Иди за ним, — шепнул маленький инопланетянин. – Это как нарыв. Если не вскрыть – никогда не заживет.
- Он мне не скажет, — сказала Лира с досадой.
- Только тебе и скажет, — непонятно ответил Гремм, и Лира подумала, что хотя бы попробует.
Как она и предполагала, Рейнар вернулся в комнату, выключил свет и делал вид, что спит. Лира опустилась рядом на колени и дотронулась до его спины. Судя по тому, как он задержал дыхание в этот момент, он не спал, и Лира знала, что он ее слышит.
- Расскажи мне, — попросила она. – Даже если это очень страшно... Тебе надо кому-то рассказать.
- Это не страшно. Это банально и грустно. История получится короткая и скучная.
- Пусть так. Если хочешь, я просто выслушаю и ни слова не скажу, не стану утешать или пытаться оправдать. Представь, что я, ну, не знаю, столик.
- Цветочек, ты совсем непохожа на столик, — по голосу Лира догадалась, что Рейнар улыбается. – Расскажу, хорошо. Но при одном условии – ты разрешишь себя обнять.
- Шантажист, — поругалась она, совсем, конечно, не злясь.
Рейнар сел, прислонившись к стене, притянул к себе Лиру. Ей ничего не оставалось, как прижаться спиной к его груди и оказаться в кольце его рук, согревающих ее. Или, скорее, это она его сейчас согревала.
+++
Маленький Рени очень старался, взбивая тесто для оладий, но миксер был слишком большим и неудобным для его рук, поэтому капли уже усеяли стол и пол рядом, но Рени, высунув язык, упорно продолжал готовить завтрак для мамы.
Мама зашла на кухню, всплеснула руками, но ругаться не стала, а взъерошила его темные волосы.
- Готовишь?
- Ага! Оладышки. Для тебя!
- Здорово! Тогда это будут самые вкусные оладышки в мире. Только можно я тебе помогу?
- Конечно!
Рени с видимым облегчением передал миксер в надежные мамины руки, а сам замер в предвкушении чуда – мама достанет настоящую сковородку, как всегда это делает по выходным. И не будет никаких кухонных автоматов, которые готовили вкусную, но какую-то неживую еду. А будут настоящие горячие и хрустящие оладышки.
За стенами квартиры раздались резкие звуки, лишь отдаленно напоминающие марш: сигнал к построению. Там, за пределами их уютного маленького мирка шли строиться взводы воспитанников военного интерната. Даже пятилетние дети уже умело держали строй, лица их были серьезны и сосредоточены: опоздавшие и нарушители рисковали остаться без завтрака.
Молодая женщина прижала к себе своего сына, зная, что Рени боится этих звуков. А он действительно боялся. Где-то в глубине сознания хранилась память о том, что он неуклюже шагает рядом с другими такими же детьми, одетыми в грубую зеленую форму. Может быть, это был сон? Он никак не может быть воспитанником интерната, ведь у него есть родители: ласковая и такая родная мама, умный и любящий папа. Просто папа работает здесь – он врач. Мама сказала, что он заключил контракт на три года, он должен ухаживать за ребятами, если они заболеют, лечить их, ведь у них нет родителей.