Глава 3
Можно забрать собаку из приюта, но приют из собаки забрать нельзя
С уходом нашей недолгой надежды ушла и жара, и серые дни начал заливать не менее серый дождь. Он был настолько проливным, что мне казалось, будто на крыше стоит какой-то злоумышленник и неустанно опрокидывает ведра. Я даже несколько раз подошла к прутьям и попыталась разглядеть этого негодяя, но, как и стоило ожидать, ничего, кроме непрестанного потока воды, не увидела.
Сначала вода скапливалась в небольших ямах на дороге, а вскоре переступила за края образовавшихся маленьких озер и начала медленно, но уверенно заливаться в наш вольер. Работники приюта же не сочли положение жизнеопасным и, виновато пожав плечами, оставили нас на мучительную смерть. Столь необычная ситуация, именуемая людьми странным названием ЧП (волонтеры, появившиеся в приюте за время потопа всего раз, бегали туда-сюда в прострации и с вылупленными глазами все повторяли: «Это полное ЧП!»), имела и одну положительную сторону: животный страх за жизнь сумел отодвинуть чернейшую депрессию, которой я с упоением предавалась вот уже почти что неделю, на второй план.
Вода все неумолимо наступала, а наглые работники продолжали делать вид, что ничего страшного не происходит, и я поняла, что нам с сеструхой надо действовать самим. Я долго подыскивала слова, чтобы заранее не травмировать и так изрядно подорванную психику сеструхи, но в конце концов высказала все накопившееся на душе. Жизнь в приюте была, разумеется, не сладка, но помирать мне все равно еще не хотелось. Особенно в каком-то болоте, нагло ворвавшемся на нашу территорию.
Как и стоило ожидать, после моей речи нервы сестры сдали, и помимо всемирного потопа на мою голову свалилась еще и обалдевшая, ни к чему не пригодная псина с тронувшейся крышей.
Пока я с немалыми усилиями пыталась свернуть наши спальные пледики в валики для сооружения дамбы, сеструха носилась по оставшейся суше от стенки к стенке и смотрела на воду с ужасом бешеного волка. Даже ротвейлеры как-то притихли, и я, не ожидая от себя подобного благородства, начала серьезно беспокоиться за бедных глыб.
Валики не помогли. Болото плавно растеклось по всему вольеру, и я обреченно села на плавающий плед, как на плот, прижав его к пока недалекому дну, и стала ждать неизбежного конца. О том, что творилось с сеструхой, я лучше умолчу.
Но, к моему великому удивлению, уровень воды не поднимался, хотя дождь все лил. Оказалось, что в двери, ведущей в коридор, была щель, через которую вода просачивалась и там стекала в дырку в полу. Так я узнала, что такое водосток, и сильно ругала себя за то, что, толком не разобравшись в ситуации, распаниковалась и довела сеструху до того плачевного состояния, в котором она пребывала. Прижав ее к стенке и усадив на подплывший мокрый пледик, я как можно доходчивее постаралась объяснить ей, что смерть отменяется. Она вроде вняла моим доводам, поверила в загадочный водосток и немного расслабилась. А я, избежав столь прискорбной участи, пришла в такое прекрасное расположение духа, что даже не расстроилась, увидев размякший ужин в затопленной миске.
Наше приютское ЧП закончилось так же неожиданно, как началось, но лето было невозвратимо утеряно. Близилась осень. У нас забрали загнившие пледики и положили на их место шикарные подушки, пожертвованные пострадавшему от стихии приюту расчувствовавшимся толстячком с большой лысиной и большим носом, на который градом катились слезы жалости за нас и гордости за самого себя, когда он пришел на презентацию своих даров при деле.
— А имя-то? Имя вышили? — поинтересовался он, задыхаясь от переполнявших его эмоций.
Работники деловито вытащили из-под сеструхиной попы расписную подушку и указали на еле видную вышивку в углу.
— Приют вас никогда не забудет, Захар Маврикович, — пафосно проговорил работник и посадил сеструху обратно на подушку.
Мне показалось, что ему оказали многовато чести за какие-то подушки, пусть даже они новые и мягкие, но соседская всеведущая болонка поведала мне, что благодаря этому растроганному господину с подтяжками приют обеспечен кормом и сеном на всю зиму. Я почтительно кивнула. Без еды было всегда плохо, но без сена зимой было даже хуже, чем без еды. При заморозках бетонный пол превращался в нескользкий лед, и отморозить себе лапы можно было запросто за считаные минуты. Не могу сказать, что с сеном было очень комфортно, но, по крайней мере, лучше, чем без ничего. Можно было в него зарыться и поспать хоть немного, не просыпаясь то и дело из-за окаменевших конечностей.