Пришлось уйти с головой в воду, уже не остужавшую тело, разгорячённое физической нагрузкой и мыслями. Так и хотелось самому себе врезать по холеной морде. Благостное настроение, с которым проснулся Герман, испарилось.
Уже и на небо невозможно посмотреть! Сразу вспоминаются глазищи Ярины. И эта тонкая талия, чёртовы ключицы, которые всё время хочется облизать. Запястья с полупрозрачной кожей и линиями тонких венок. Воздушный, еле слышный аромат духов.
Стоило вспомнить о Ярине — всё-таки решение приехать сюда было отчаянной глупостью, — Герман почувствовал на себе пристальный взгляд. Плавать резко расхотелось, осталось единственное желание — убраться из этого дома подальше. Поставить крестик на ладони и не возвращаться без очевидной необходимости. Смерть. Рождение. Пожар.
Окна спальни Ярины выходили на бассейн, это Герман знал наверняка. Сам когда-то решал, где устраивать свалившееся на голову «счастье» в виде четырнадцатилетней тощей девчонки, больше похожей на несформировавшегося парнишку. Поднял взгляд к окнам — не могла же она наблюдать за ним? Полупрозрачные шторы колыхнулись и застыли. Видимо, показалось.
В конце концов, нет восьми утра, для чего «сестричке» вставать в такую рань? Она должна отсыпаться после вчерашнего празднования, если вообще ночевала дома. Мысль кольнула, грохнулась в солнечное сплетение дикобразом, застряла там, пронзая внутренности иглами.
Когда Герман спустился к завтраку, Нина сидела в столовой, закинув ногу на ногу, барабанила подушечками пальцев по столу — признак задумчивости. Судя по лицу, ни о чём хорошем она не думала.
— Доброе утро, — поприветствовал Герман Нину и горничную, накрывавшую на стол. Горничная ответила мгновенно, обогнула входящего, отправилась по своим делам.
— Доброе, доброе, — буркнула Нина.
— Настроение плохое?
— Хорошее у меня настроение. Расчудесное. — Из Нины так и сочился яд, хоть наконечники стрел опускай и применяй, как тайное оружие. — Ты в курсе, что удумала Ярина? — не выдержала Нина. — Учиться на ветеринара!
— Это плохо? — Герман не понял причину возмущения.
Откровенно говоря, он не задумывался, что после школы Ярина должна выбрать институт, профессию. А ведь именно так поступают выпускники школ. Правда, кто-то идёт на кассу соседнего супермаркета, а кто-то едет в Гарвард. Касса наследнице Глубокого точно не грозит, даже если ей придёт в голову открыть сеть гипермаркетов по всему миру… Но ветеринар? Лечить коров? Хомяков? Впрочем, какая разница, пусть хоть жабовидных ящериц нянчит.
— И где она собирается учиться? — он понятия не имел, где находятся лучшие школы ветеринарии. Вряд ли в Кембридже. В Швейцарии, Германии?
— В нашей академии ветеринарии и сельского хозяйства, — обрубила Нина.
— В каком смысле «нашей»? — не понял Герман.
Сельское хозяйство, какой абзац! Кажется, его «сестрица» станет первой выпускницей престижной, со всех сторон элитной школы, которая выбрала сферой деятельности сельское хозяйство.
— В городе, — дёрнула плечами, как от разряда тока Нина.
— В чём трудность? — не то чтобы Герман понимал заход Ярины — по гамбургскому счёту ему плевать, куда отправлять плату за обучение, но и возмущение Нины было непонятно. Хорошая профессия, в конце концов, если разорится, начнёт кастрировать котов — прибыльное занятие, говорят.
— Она продолжит жить здесь, — нагнувшись к столу, прошипела Нина. «С-с-с-те-е-е-с-с-сь». Рядом не было знакомых, корреспондентов, досужих сплетников, можно позволить себе приоткрыть истинные эмоции.
— Три четверти дома принадлежат Ярине, — наступил он на мозоль Нине, да и себе.
Первая версия завещания, озвученная Глубоким ещё при жизни жене и приёмному сыну, гласила, что дом, в котором жила супружеская пара больше пятнадцати лет, место, которое Герман считал и своим домом тоже, останется им двоим в равных долях. Вариант, устраивавший все стороны.
Герман искренне думал, что дом, в котором он рос, учился, совершал ошибки, мужал — его, если не с юридической точки зрения, то с человеческой определенно. Нина, помимо морального удовлетворения, получала хороший кусок недвижимости. У четы Глубоких был составлен брачный договор, на взгляд Германа — абсолютно кабальный для Нины. Видимо, подписать злосчастную бумагу, было единственным вариантом выйти замуж за Дмитрия.