Не знаю, почему мне хочется ему понравиться... Возможно, мне приятна мысль обрести такого друга? Поддержку кого-то знакомого на первое время учебы? А может, и до ее конца... Впрочем, мне не привыкать справляться самой. Тогда что это? Желание ощутить вкус свободной от забот жизни, пока есть время? Окунуться в общение со своими сверстниками? Найти друзей? Ведь то, что мама сейчас за границей, дает мне некоторую свободу, верно?
После ужина отец предлагает нам с Никитой посмотреть какой-нибудь семейный фильм, и я с удовольствием соглашаюсь. Галина отказывается, сославшись на головную боль. Я себя мысленно ругаю, ведь нехорошо радоваться, когда человек страдает.
Мы смотрим не один фильм, а целых два. Никита, правда, не выдерживает до титров второго фильма и засыпает у папы на коленях. Я провожаю их до комнаты, наблюдаю, как отец заботливо накрывает Никиту одеялом и целует его в лоб перед уходом. Затем он идет провожать меня и на пороге моей комнаты произносит:
— Постой, Люб. Вот, — протягивает он мне пластиковую карту с золотым сечением. — Все забывал. Думаю, лимита на ней должно хватить для твоих нужд. Не стесняй себя, в любое время его можно увеличить. Пока у тебя нет прав на вождение автомобиля, можешь пользоваться услугами нашего штатного водителя. Какие у тебя планы на завтра?
— Эм... Днем мне нужно на урок балета. Других планов нет.
— Хорошо. Тогда развлекись после занятия, сходи с подругами на шопинг, например?
— Это совсем не обязательно, — смущаюсь я. То ли потому, что у меня нет подруг, с которыми можно походить по магазинам, то ли потому, что мне стыдно тратить на себя чужие деньги...
— Все в порядке, — улыбается папа, ласково сжимая мои пальцы своими на карте. — У меня столько лет не было возможности тебя баловать, потому хочу наверстать упущенное, так сказать. — Он вновь улыбается и подмигивает мне напоследок: — Доброй ночи, Люба.
— Доброй, — откликаюсь я и закрываю за собой дверь.
Карта в руке начинает словно жечь кожу, и я, быстро открыв ящик комода, укладываю ее на его дно, под одежду для сна. Заодно беру розовый пижамный комплект и отправляюсь в душ. Весь мой гардероб состоит из вещей, которые приобретались исключительно под присмотром мамы. Я не люблю розовый цвет, впрочем, как и перечить родительнице. Но сейчас нечаянно думаю о возможности купить то из одежды, что мне будет действительно по душе. Сколько раз я засматривалась на витрины со стильно рваными джинсами? Да постоянно. Но мама считала такую одежду вульгарной. Возможно, теперь я могу их себе купить? Или папа тоже консервативен в вопросах внешнего вида?
Душ я принимаю под подведение итогов сегодняшнего дня. Вроде бы мы с мамой еще этим утром завтракали вместе, а по ощущениям складывается впечатление, что после нашего расставания прошел не один день. Мне неловко это признавать, но я словно освободилась от клетки. Чувство свободы еще не до конца отчетливо. Оно робкое, как я сама при новых знакомствах. Еще не осознанное полностью, но сидит где-то глубоко в душе, словно птенец, готовый вот-вот расправить крылья. И ожидание полета страшит, но и вызывает приятный трепет от новых открытий.
Не ожидала, что окажется так легко и просто общаться с отцом, пусть я и не до конца избавилась от робости и смущения. А Никита — просто чудо!
Остается неясно, как вести себя с Галиной и ...ее сыном. Они оба мне еще непонятны. Оба заставляют волноваться и переживать о том, что они обо мне подумают. Правда, если в случае с Мироном я признаю, что мне хочется ему нравиться, то что касается Галины — я бы предпочла как можно реже с ней общаться. У меня прямо-таки мурашки бегут по коже от ее холодно-высокомерного взгляда, несмотря на то что при этом она говорит теплые слова.
Пока кутаюсь в пижаму, вдруг ловлю себя на мысли, что мне интересно, где и как провел свой день Мирон. Рассказал ли своим друзьям, что познакомился со сводной сестрой? Какую дал характеристику? А затем я вспоминаю его безразличный взгляд и решаю, что ему точно было не до меня.
С этой твердой, но досадной мыслью я выхожу из ванной комнаты, да так и замираю от неожиданности, кажется, некрасиво приоткрыв рот. Мирон сидит на моей кровати, — совершенно так же, как ранее его мама, с видом абсолютного «господства», — и оглядывает меня с ног до головы. Едва заметно морщится, прежде чем спросить:
— Значит, ты у нас скромница?
Вопрос еще сильнее сбивает меня с толку, но я стараюсь собраться с мыслями.
— Что... Что ты делаешь в моей комнате? — лепечу я в итоге.
— В твоей? — надменно взлетают светлые брови. Парень поднимается с кровати и начинает надвигаться на меня. — Так быстро освоилась?