— Она мне прям приснилась сегодня, — сказал сияющий Миша, — я вообще ни на что больше тройки не рассчитывал, а тут четвёрка. Слушай, Кира, а ты уезжаешь? Ну когда у нас физика будет? У тебя ж автоматом, да?
— М… Да, автомат. Нет, не уезжаю, — ответила она и народ возбудился.
— А приходи на экзамен, пожалуйста! — попросил Миша, переглянувшись с товарищами.
— На случай если тебе приснится задачка по оптике? — хмыкнула Кира.
— Ну да.
— Ладно, приду, — кивнула Кира. — Всё равно я хотела для альбома хоть пару кадров с какого-нибудь экзамена сделать. Почему бы не с физики.
Парни радостно загомонили.
— Миша, ты же платно учишься? — спросила Кира Рыбьякова.
— Ну да…
— Я слышала, что благодаря такому сильному прореживанию первой группы на нашей специальности ещё несколько бесплатных мест осталось, — Кира пожала плечами. — Возможно, если сдашь эту сессию без троек, тебя переведут на бюджет.
Миша Рыбьяков ничего не ответил, но задумался.
Впрочем, всё радужное настроение испарилось, когда Кира обнаружила в дверях очередное послание, засунутое в щель.
Прошло буквально три дня с их расставания с Митей, а тот завалил её макулатурой со своими и чужими опусами. Открытки с признаниями в любви. Патетические выписки из Ричарда Баха, которого Кира терпеть не могла за глупый пафос. Слезливые записульки по две-три странички, вырванные из тетрадки, с кучей вопросов, сводящихся к «За что мне бедному-несчастному это?». Также записки с обещаниями измениться и просьбами вернуться к нему. Бездарные стихи, где рифмовалось «такой — тобой», «разбито — убито», с описаниями, какая она нехорошая и как ему больно. Даже коллажи с газетными вырезками и его фотографиями, которые больше напоминали письма с угрозами.
Кира забирала, читала и стойко игнорировала. За три дня Митиных опусов собрался пухлый файл. И избавляться от них Кира не спешила только потому, что когда-то мама сказала ей, что надо такие вещи оставлять, на память о юности. Так что она собирала в специальную коробку разные послания от парней со всякими признаниями и мелкими сувенирами. Был отдельный конверт с открытками и письмами Влада. Всеми четырьмя, которые тот ей написал. Были открытки от друга-Мити и партии «Красный Шалун».
Даже Васино письмо с дурацким неуместным признанием попало в «коллекцию». Но Митя за три дня переплюнул всех вместе взятых.
В этот раз квадратик записки был запакован в серую бумагу, перемотанную скотчем. Сверху была надпись, выведенная синей ручкой уже до боли знакомым почерком, — «Моему чуду, которое я потерял». Каждый раз, когда Кира читала эти послания, совесть внутри корчилась в муках. Она как-то не привыкла обижать людей, а Митя несмотря ни на что умел так всё выворачивать, что Кира чувствовала себя ужасно и как будто что-то должной.
Она прошла в комнату и со вздохом вскрыла самодельный конвертик.
Письмо была написано на клетчатых страничках, вырванных из тетради со спиралью. Расправив мохнатые «корешки», которые сама она всегда аккуратно обрезала, когда писала письма, Кира начала читать, разбирая каракули, в которых была куча помарок и перечёрканных слов.
«Кира. Привет. Не знаю, когда ты прочтёшь это письмо, не знаю, когда оно окажется у тебя в руках, но это письмо не потеряет своей значимости и через несколько дней/недель. Я всё же хочу передать его тебе лично в руки».
Кира вздохнула и порадовалась, что, видимо, Митя приходил тогда, когда она уже ушла на экзамен. И хорошо, что пришлось задержаться.
«Я очень хочу сказать тебе написанное, но на бумаге это я сделаю полнее. Я (как теперь ненавижу местоимение «я») хочу попросить у тебя прощения.
Извини меня, что я так часто делаю акцент на себе. Извини, что я такой эгоист и думаю лишь о себе.
Это трудно признать (в первую очередь для себя), но я эгоист. Ты обвинила меня, а я, выслушивая, говорил, что именно ты виновата в этом. Я эгоист. Все ошибки были лишь мои, только мои.
«…возможно, чтобы двое изменились вместе, росли вместе и обогащали друг друга, а не уменьшали. Один плюс один может равняться бесконечности, если первый и второй один правильные! Но как часто один тянет другого; один хочет взлететь, как воздушный шар, а другой для него только балласт. Мне всегда было интересно, что было бы, если бы они оба — и мужчина, и женщина — хотели бы взмыть, как воздушный шар!.. Я изменилась настолько, насколько хотела измениться. Если ты хочешь быть близким со мной, пришло время и тебе изменяться…» (Ричард Бах «Мост через вечность»). Я так хотел, чтобы ты думала так же, чтобы ты сказала мне эти слова.