— Дан проснется минут через пятнадцать. Он будет слаб, но, скорее всего, зол. Он всегда зол, когда его убивают. У него будут к тебе вопросы, лучше просто отвечай, это мой тебе добрый совет. И сделай ему кофе, что ли. И мне, если можно.
Он помассировал себе виски, потом устало оперся лбом на собственную ладонь и прикрыл глаза.
Я посмотрела на его совершенно открытую для удара макушку и прикинула вероятности. Пятнадцать минут форы, волки и ослабленный колдун? Нет, из этого вряд ли что-то выйдет, определенно. Будь у меня больше времени… Я иронично хмыкнула и покачала головой. Будь Катахар простым парнем, тогда что-то может и получилось бы. Но ему достаточно дернуть пальцем, чтобы обездвижить меня. Так что даже если я успею его вырубить, заставить его помочь мне с волками у меня не получится.
— Ты опять подумываешь сбежать? — не поднимая головы, поинтересовался парнишка. — Об этом нужно было думать раньше, пожалуй.
— Я не привыкла причинять другим вред, — честно призналась я. — Я этого… не умею.
Возможно, и не стоило ему в этом признаваться. Но слово не воробей, как говорится. И, чтобы скрыть недовольство самой собой, я поднялась и принялась набирать в чайник воду.
— Это и не удивительно, — откликнулся из-за моей спины Катахар. — Ты же Якорь. Ты создана, чтобы поддерживать, а не сражаться. «Причинять другим вред», как ты выразилась. Ты можешь думать, что это — лишь название, и что оно относится лишь к твоим отношениям с Нейтаном, но ты ошибаешься. В этом слове твоя суть, твое предназначение, и оно накладывает свой отпечаток на твой характер, твои взгляды на жизнь. Ты должна сдерживать Граничного Короля, и для этого ты буквально генетически запрограммирована на сдержанность. На доброту, на стремление помогать. Поэтому тебе действительно сложно решиться на то, чтобы, к примеру, ударить меня.
Он замолчал, а я поняла, что забыла закрыть кран и вода течет через край. Это пришлось быстро это исправлять, отливать лишнюю воду из чайника, и только после всех этих заполошных действий я оглянулась на устало наблюдающего за мной парня и поинтересовалась:
— Ты знаешь о том, кто я?
Вопрос прозвучал подозрительно, и все же немного испуганно. Нет, если задуматься, то ничего удивительного в том, что друг моего похитителя в курсе моей истории нет. Удивительное было в том, как складно он описал… меня.
— Естественно знаю, — парнишка слабо улыбнулся. — Я приглядывал за тобой после того, как ты встретила юного Блэкэта. И попутно изучал истории прошлых Граничных Королей.
Я посмотрела на него широко открытыми глазами и попыталась отступить на шаг назад, но за моей спиной была раковина, и инстинктивное бегство не получилось от слова «совсем».
— Приглядывал? — переспросила вмиг охрипшим голосом, словно до того все же накричала на него.
— Следил, — без попыток как-то смягчить ситуацию, сообщил Катахар. — Дану нужно было покинуть город, и он попросил меня присмотреть за тобой. Узнать о тебе некоторые бытовые детали. И, поскольку с момента, как вы Блэкэтом встретились, риск для твоей жизни значительно повысился, то так же контролировал ситуацию. В случае чего я бы не дал тебе умереть раньше возвращения Дана.
Последняя его фраза отчего-то вызвала во мне наиболее сильную реакцию. Наверное, потому, что с самим фактом слежки я уже смирилась. Но с тем, что за мной приглядывали с целью защитить… Мне вспомнился тот случай, когда на нас напали ящерицы. Вспомнился тот день, когда я вполне могла околеть на том мосту и не заметить этого.
— Так, где же ты был? — подавив попытку сесть там, где садиться не на что, тихим шепотом поинтересовалась я.
— Я всегда был рядом, — он пожал плечами, потом нахмурился и потер висок, но все же продолжил. — Ты сейчас думаешь, отчего же я тогда ни разу не вмешался. Так вот. Это было ни к чему. Мне стоило бы раскрывать свое присутствие только в самом крайнем случае, но этого так и не случилось. Ты всегда… Кто-то всегда был рядом с тобой. Вы справлялись без моего вмешательства, а душевные потрясения я останавливать не умею.
— Откуда тебе было знать, что мы справимся? Что мы справимся без твоей помощи? — шок начал сменяться праведным гневом, и я говорила все громче, возмущеннее.
Хотя, возможно, все же настало время для большой и красивой истерики, а слова Катахара просто стали последней каплей в и без того переполненной чаше моего терпения, которое он считал безграничным.
— О, — он как-то особо невесело ухмыльнулся и посмотрел на меня взглядом человека, повидавшего паршивость этой жизни. — Что-что, а это я знаю всегда.
И вот этот его взгляд как-то вдруг остудил мой пыл. Я буквально сдулась, глядя в его усталые, наполненные какой-то скрытой печалью глаза, и опустилась на свой стул, тяжело вздохнув.
— Откуда тебе это знать? — спросила уже без обвинения в голосе, просто с тоской и какой-то глупой детской обидой.
Но вместо ответа парнишка оглянулся себе за спину. Пару секунд он словно прислушивался к чему-то, а потом поднялся на ноги и снова посмотрел на меня:
— Пойдем. Дан приходит в себя.
Я могла бы попытаться настоять на ответе на мой вопрос. Но что я поняла о сверхъестественном мире, так это то, что в нем действовал тот же закон, что и в человеческом — если кто-то не хочет чего-то говорить, он не будет. Сколько раз ты этот вопрос не задавай. Поэтому пришлось вставать и идти следом за колдуном. Если он, конечно, именно колдун, а то мало ли, кто там еще такие штуки умеет.
Шеридан обнаружился лежащим на диване, хоть я и не представляла себе, как худенький парнишка перетащил неподвижное тело не просто по полу, а поднял наверх. Руки элисида — что бы это понятие не значило — лежали на груди, глаза были закрыты, а по скулам и вискам вился рисунок черных тонких линий. Он все еще был бледным и все еще был с ног до головы в крови, что не безосновательно наводило на мысль, что юный Катахар немного сумасшедший.
Я уже пыталась придумать, что теперь со всем этим делать, когда Шеридан вдруг выгнул спину и сделал хриплый, глубокий и какой-то болезненный вдох. И признаться честно, в этот момент я едва малодушно не закричала на весь дом.
Скрипящий звук втягиваемого в легкие воздуха сменился каркающим, тяжелым кашлем, и элисид едва не скатился с дивана обратно на пол в попытке перевернуться набок, но подбежавший Катахар успел его удержать.
— А ну лежи смирно, второй раз я тебя воскрешать не буду! — недовольно рыкнул парнишка, удерживая друга в лежачем положении за плечи.
— Крис, — каркнул тот, снова тяжело втянув в себя воздух. — Заткнись.
— Молчу, — покладисто кивнул Катахар, отчего его волосы совсем скрыли лицо, и ему пришлось сноровисто дернуть головой, чтобы хоть что-то видеть. — А ты лежи. Не положено тебе еще вставать, никак не положено.
Воскрешение явно давалось Шеридану с трудом. Он снова раскашлялся, потом протяжно застонал. И были в этом стоне удивительно совмещены и боль, и раздражение. Словно эта боль вызывала в нем не страдание, а злость.
Я, наблюдающая за этим с почтительного расстояния в несколько шагов, зябко обхватила себя руками за плечи. Это что же, его каждый раз вот так вот ломает? Катахар говорил, что для его друга умереть и воскреснуть — раз плюнуть, но что-то было не похоже. От происходящего у меня по коже бегали целые армии мурашек, волосы на голове стояли дыбом, а сердце колотилось как бешенное, отчего все тело била мелкая дрожь. Возвращение Шеридана даже выглядело ужасно, а уж как ощущалось, даже представлять не хотелось. И мне можно было бы позлорадствовать, что тот, кто принес мне столько страданий, страдает теперь сам, но злорадствовать не получалось. Сопереживать, впрочем, тоже.
Но вот Шеридан задышал спокойнее, перестав заходиться кашлем от каждого вдоха, и прикрыл глаза. Катахар отпустил его, и устало осел на пол, опершись спиной о боковину диванного подлокотника. Его голова была опущена, и волосы скрывали лицо, не позволяя мне рассмотреть его выражение. Но по поникшим плечам можно было судить, что вряд ли там широкая улыбочка до ушей.