Кароль… Это имя своим истинно французским окончанием навевало исключительно эротико-романтические любовные ассоциации: в памяти Ларри всплыли и песня Пола Маккартни «Мишель», и, разумеется, фильм «Эммануэль»… Он уже начал думать, что весь день будет любоваться Кароль с приличного расстояния, но тут она подошла к нему сама.
– Не возражаешь, если я нарушу твое уединение?
Ларри отчаянно помотал головой и улыбнулся – вероятно, вполне галантно.
– Я однажды слышала твою маму в «Турандот». У нее замечательный голос. Я рада, что они с моим папой запишут сольный диск. Или… Если поют двое, диск уже нельзя назвать сольным?
Она составляла фразы очень правильно, уверенно и легко. Ее выдавало только очаровательное картавое «р». Ларри пожал плечами:
– Не знаю… Но ведь они оба солисты. Наверное, можно. И я тоже… этому рад.
Тут он подумал, что невежливо разговаривать со стоящей дамой, сидя на корзине, и неловко встал. Корзина хрустнула еще жалобнее, ее крышка одним боком провалилась внутрь. Пожалуй, стоило поскорее убраться отсюда. Ларри указал рукой влево: деревья в той стороне росли погуще, и имелось несколько очень симпатичных пологих холмиков, поросших цветами.
– Может, немножко прогуляемся? Вон там?
Ответом ему стала потрясающая улыбка: в ней дополнительно принимали участие блестящие глаза и нежные ямочки на щеках.
– Конечно, с удовольствием.
В процессе легко завязавшегося разговора Кароль сообщила больше молчавшему Ларри, что пять лет училась играть на виолончели, но карьера музыкантши ее не прельщает, для этого у нее недостаточно таланта, да и желание отсутствует, ее очень интересуют восточная философия, телекинез и паранормальные способности у некоторых людей (возможно, она относится к их числу), она хочет стать аудитором, сейчас учится в коллеже, а потом продолжит обучение в университете. Только тут Ларри поинтересовался:
– Ты будешь учиться в Сорбонне?
Она надула прелестные сочные губки.
– О нет… Почему-то весь мир считает, что Сорбонна – лучший университет во Франции. Наверное, потому, что ему пять веков. Но на деле самый лучший и престижный университет у нас – «Эколя Нормаль». Вообще это целая система университетов, и только их выпускники попадают на самую престижную работу. А в Сорбонне учится всякое… как это сказать… отребье!
– Правда? – удивленно спросил Ларри. – Надо же… И все же здание Сорбонны – изумительно красивое.
Он, по обыкновению, из последних сил пытался изображать холодного страдальца, но с Кароль этот номер не проходил: она заражала своей жизнерадостностью и оптимизмом. Рядом с ней хотелось прыгать, вопить и корчить рожи. Они погуляли между деревьев, забрались на один холмик, потом сбежали по заросшей травой чуть видимой тропке с другой его стороны, пару раз задели друг друга руками и еще пару раз многозначительно переглянулись – причем Ларри хотелось верить, что его взгляд в эти моменты был выразителен, проникновенен и глубок, как у актера на крупных планах.
Как бы Ларри ни старался это скрыть, опыта общения с противоположным полом у него – увы – почти не имелось. Он побаивался девочек, считая их малопонятными особями из совершенно другого мира. К тому же обладал настолько болезненным самолюбием, что предпочитал гордо игнорировать этих язвительных и вредных существ из кудряшек, ресничек и заколок, нежели – не приведи бог! – дать им повод для коллективного зубоскальства. Но с Кароль дело пошло иначе: общаться с ней было легко и просто, он не боялся сказать какую-нибудь глупость или опростоволоситься. Проходя мимо маленьких пушистых елок, Кароль срывала свежие молодые иголочки и с наслаждением их жевала. Потом она предложила Ларри сделать то же самое – он, не раздумывая, запихал в рот несколько хвойных иголок, пожевал и сообщил Кароль, что ему понравилось.
– Правда, кажется, что пришло Рождество? – спросила Кароль, когда они сжевали добрый десяток иголок. – Особенно если закрыть глаза.
– Правда, – честно ответил Ларри. – Пахнет праздником. Не хватает только подарков.
Кароль с усилием сдернула с елки крепенькую зеленую шишку и вложила ее в руку Ларри.
– Держи. Это тебе. Счастливого Рождества!
Ларри огляделся, сорвал маленький розово-фиолетовый цветок и протянул Кароль.
– А это тебе. Счастливого Рождества!
Оба засмеялись и опять обменялись красноречивыми взглядами.
Вечерело, воздух посвежел, от деревьев потянуло сырой прохладой – пикник плавно подошел к своему завершению: все начали прощаться и разъезжаться. Услышав зычный глас своего отца, призывающего дочь, Кароль ответила ему пронзительным раскатом. Но Ларри не мог отпустить ее просто так: в самый по–следний момент они поспешно договорились назавтра встретиться и погулять.
Погода на следующий день решила не баловать, день не задался с самого утра: похолодало, посмурнело, небо затянули клубящиеся серые тучи. Опоздавшая на десять минут Кароль явилась в обтягивающем джинсовом костюмчике и белых туфельках со шнуровкой – все-таки в ней присутствовал некий иноземный шик, и Ларри готов был самодовольно облизываться при мысли, что ближайшие несколько часов рядом с ним проведет такая классная девушка.
Уже через пять минут после начала прогулки он набрался нахальства и крепко взял ее за руку. Кароль не отдернула руку, напротив – кинула на Ларри быстрый взгляд и так чарующе улыбнулась, что он почувствовал себя раздувающимся от гордости и счастья. Они побродили по улицам, съели мороженое в маленьком кафе. Угощал, разумеется, Ларри – кстати, впервые в своей жизни, но Кароль этого даже не заподозрила. Двинулись дальше, и тут с июньской внезапностью разверзлись хляби небесные, и припустил сильнейший дождь. Очаровательно взвизгнув, Кароль ухватила Ларри покрепче и попыталась прикрыть голову рукой. Понимая, что он, как мужчина, должен быстро что-то предпринять, Ларри решительно повлек Кароль за собой и затащил в оказавшийся рядом огромный книжный магазин. Они долго отдувались и по-щенячьи отряхивались по одну сторону прозрачных дверей, а по другую сторону тем временем вставала дымящаяся стена воды. Слегка промокшая Кароль порозовела, у нее закудрявились волосы, слиплись ресницы; глядя на нее и анализируя собственные ощущения, Ларри вдруг впервые отчетливо понял, что человеческая цивилизованность – вещь хрупкая и наносная, ей ничего не стоит треснуть, а из трещины мгновенно выглядывает дикий зверь, какими все мы были, да, по сути, и остались.
– Слушай, – вдруг весело предложила Кароль, сейчас особенно напоминавшая проказливого чертенка, – раз уж мы тут оказались, давай определим свою судьбу по какой-нибудь книге. Ты так играл?
– Нет. А как это делается?
– Очень просто. Берем первую попавшуюся книгу…
Кароль обтерла руки о джинсы, подошла к полкам и вытянула роскошно изданный фолиант с многочисленными иллюстрациями. Это были сказки Андерсена.
– Я открываю любую страницу, а ты называешь мне строчку. Все очень просто.
Она раскрыла книгу.
– Ты первый, Ларри. Какая строка?
– Пятая сверху.
Кароль сначала молча пробежала строку глазами, и ее брови поползли вверх.
– О-ля-ля… Слушай-ка: «И увидел на дороге мертвого подмастерья, он замерз под ивой». Какая печальная у тебя судьба! Не гуляй зимой под ивами… Ладно, теперь моя очередь. Открыл? Третья снизу.
Ларри захихикал и с наслаждением прочел:
– «Значит, я умру, стану морской пеной, не буду больше слышать…»
– Стоп, стоп! Что за кошмар? Что за сборник страшилок нам попался?
– Это Андерсен. Сказки.
– Сказки?! Андерсена?! Ну уж эти строки точно не из «Снежной королевы» и не «Дюймовочки»… Похоже, он много чего понаписал. Может, это «Сказки из склепа»? Дай книгу. Ну?