Когда немцы в 1940-м подходили к Парижу, Фотинскому удалось бежать, но в 1941-м он им все равно попался и был посажен в Компьенский концлагерь. Судьба оказалась к нему милостивой — он чудом уцелел.
После войны он встречался с Эренбургом только в его наезды во Францию. И в каждый приезд он Эренбурга поражал. В мемуарах «Люди, годы, жизнь» читаем: «Он живет в Париже шестьдесят лет, но продолжает говорить: „У нас в Советской России…“ Говорит он по-русски своеобразно: „Ты берешь авион?“ Еще своеобразнее переходит улицу — подымает руку, как бы предупреждая водителей, что машины должны уважать пешехода, вид у него при этом Моисея, останавливающего морские волны».
В послевоенном 1946-м авторитет России, победившей Гитлера, был еще очень велик, и Фотинский взволнованно говорил Эренбургу, что «поедет в Москву, теперь он не боится, что его снова задержат: русские — победители, они спасли мир». Эта эйфория быстро рассосалась. Когда через три года Эренбург снова приехал в Париж — на сей раз мрачный и еле живой (в СССР шла кампания по борьбе с «космополитами», как тогда именовали евреев, — французы задавали об этом много вопросов, а он вынужден был от них уворачиваться: одно неосторожное слово, и — капут), Фотинский прибежал к нему в гостиницу и, как подчеркивает Эренбург, «не задавал мне неприятных вопросов», а повел бродить по городу и выставкам: «Я глядел то на Сену, то на серые дома с зеленоватыми ставнями, то на яблони Сезанна. Все мне казалось прекрасным и бесконечно чужим. Фотинский вдруг встревоженно спросил: „А ты здоров?“ Я ответил, что здоров, но не выспался. Я ни о чем не думал, но ничего не мог забыть, мне трудно было разговаривать — отвечал невпопад». Потом, слава Богу, Сталин умер, и наступила «оттепель»…
Письма Фотинского к Эренбургу сохранились как раз «оттепельной», относительно свободной поры.
Приведу их здесь; язык писем, пожалуй, посуше того своеобразного языка, на котором Фотинский говорил; редакционная правка — минимальна. В РГАЛИ письма хранятся без конвертов, и дат на них, как правило, нет. Примерно они выстраиваются в такую хронологическую цепочку.
Париж, 1 мая <1960>
Дорогой Эренбург и дорогая Люба, как живете и когда приедете в Париж?
Вот уже год, как ты не приезжал к нам. У меня все по-прежнему. Со зрением не хуже, я могу заниматься живописью, в этом году я много работал и думаю продолжить летом. Мы уезжаем в деревню[8] 15 мая до октября, там легче работать, т. к. жизнь в Париже невыносима. Я занимаюсь садоводством (прошлым летом урожай огурчиков был великолепный).
Если приедешь в Париж и меня уже не будет и если у тебя будет свободное время, приезжай к нам хоть на несколько дней. Я тебя приглашаю. Предупреди меня, и мы тебя устроим. Понятно, с Любой, если она приезжает с тобой.
Увидим Les grottes de Lascaux и другие замечательные места в этой области.
Буду рад, если напишешь несколько слов из Москвы.
Ну вот так, дорогой Эренбург.
В Париже сейчас холодно, как зимой.
Крепко обнимаю тебя и Любу. Фотя.
Лиан также шлет вам лучший привет.
Привет всем друзьям.
Дорогой Эренбург, все лето жил в деревне и скоро возвращаюсь в Париж. На днях узнал, что ты в Париже. Звонил отсюда в твой отель, но, к сожалению, ты уже уехал. Когда был вечер в Москве в память Аполлинера, я слушал передачу и слышал тебя, d’Aster[9] и др., словно был в Москве. Хотел бы повидать тебя и Любу. Надеюсь, что приедете осенью или зимой сюда. Мы работали все лето — я писал, занимался живописью, а Лиана делала ковры (по моим рисункам).
Обнимаю тебя и Любу, также и Лиан.
Твой Фотя.
Дорогой Эренбург,
когда думаешь приехать в Париж? Если б я знал, что ты был в Париже этим летом, я бы нарочно приехал, чтоб тебя повидать. Но, к сожалению, я узнал о твоем приезде, когда мы возвратились в Париж поздно осенью.
Крепко обнимаю тебя и Любу. Лиана Вам кланяется, и передай сердечный привет Ирине и сестрам Беле и Жене[10].
Твой Фотя.
Дорогие Эренбурги.
Я получил Ваш привет, переданный мне Кавериным[11], и был очень рад. Каверины очень милы и симпатичны. К сожалению, у них не было много времени, чтобы фланировать по Парижу.
Из Италии в декабре месяце я получил твое письмо и ответил тебе моментально, но получил это письмо обратно из Италии. Ты, вероятно, переехал в другой город, и это письмо тебя не догнало. Когда приедете в Париж? Мы с Лианой думаем уехать в деревню 15 мая и быть до 15 октября. Но если ты приедешь в это время в Париж, я возвращусь в Париж, чтоб повидаться. Я читал отрывок из твоих мемуаров «La Rotonde» в журнале «Horizon»[12].
9
Французский политический деятель и литератор Эммануэль д’Астье де ла Вижери (1900–1969) выступал на вечере памяти Гийома Аполлинера в Москве в 1960 г., на котором председательствовал Эренбург.
10
Ирина Ильинична Эренбург (1911–1997) — дочь писателя; Изабелла Григорьевна Эренбург (1886–1965) и Евгения Григорьевна Каган (1883–1965) — сестры писателя, жили у него на подмосковной даче в Новом Иерусалиме.
11
Писатель Вениамин Александрович Каверин (1902–1989) навестил Фотинского с подачи Эренбурга, будучи во Франции в 1961 г. вместе с женой, писательницей Лидией Николаевной Тыняновой.
12
Глава «Ротонда» из первой книги мемуаров Эренбурга, до их публикации в «Новом мире» (тогда они еще предположительно назывались «Годы, люди, жизнь»), была опубликована в № 5 (108) за 1960 г. международного журнала «Horizon» (по-русски журнал выходил под названием «В защиту мира»).