— Что вы! — поразилась девушка. — Я слышала, у нас новый прокурор. Было бы неуважением явиться к нему связанной. К тому же, вы обязаны прямо спросить меня, намерена ли я выполнять ваши предписания добровольно. Я знаю свои права.
Инспектор мысленно вздохнул. Головная боль. Иногда ему очень хотелось, чтобы эту светловолосую прирезали где–нибудь в грязном переулке. Как было бы хорошо — в конечном счёте!
— Эль–Неренн, намерены ли вы исполнять предписания органов правопорядка и правосудия добровольно?
— Да, инспектор, — та склонила голову.
Через три минуты принесли «угомон» — микстуру, подавляющую некоторые специфические возможности женщин. Эль–Неренн выпила горькую смесь с таким видом, будто ничего вкуснее в этой жизни не пробовала.
К прокурору она вошла так, словно её ожидал торжественный приём в президентском дворце.
— Что она делала ночью?
Вопрос застал сержанта врасплох.
— Простите, теариан?
— Она плакала?
Сержант удивлённо расширил глаза, но тут же вновь обрёл спокойствие. Вышел в соседнюю комнату и почти сразу же вернулся.
— Никак нет, теариан. Сидела у окна, смотрела на улицу. Предлагали ей снотворное — отказалась. Так и просидела до утра.
Инспектор прикрыл глаза. Эль–Неренн уже отправили в исправительное учреждение — «зверинец». У прокурора ничего интересного не случилось: девушка вела себя настолько спокойно и почтительно, что скука брала. Ни одной выходки, ни единого язвительного слова. Что это с ней?
— Принесите мне её дело. Полностью, все отчёты. Начиная с её задержания.
Сержант кивнул, и ещё через пять минут дело — три объёмистые папки — лежало перед инспектором. Ходили слухи, что семья Рекенте назначила неплохую награду за мёртвую или искалеченную эль–Неренн, и совершенно невообразимую награду — за живую и невредимую. Охотников за головами всегда хватает, но информаторы не сообщали, что кто–нибудь взялся изловить альбиноску.
Если её изловят, если увезут в Рекенте… Иммиграционная служба поднимет страшный шум. Уголовников и наркоманов никто не хватится, они мрут сотнями каждый день. Но эль–Неренн как–то умудрилась не сесть на «травку» или «пыль», не связаться ни с одной из банд, не стать «кошечкой» (хотя охотников до экзотики — белая кожа, красные глаза — порядочно). Врагов успела нажить, да и понятно: с таким–то язычком.
И книги. Всегда таскает с собой книги. Два тома энциклопедии, пару детективов, что–то ещё. Утверждает, что это — последнее, что осталось от имущества её семьи. Кого–то чуть не зарезала, когда пытались отнять книги. Дела…
2. Кровь и грязь
— С возвращением домой, — охранник дружелюбно оскалился, при виде эль–Неренн. Несколько раз девушке хотелось перекрасить волосы, но что делать с кожей? Носить всё время грим? В конце концов, она решала оставить всё, как есть. Одна такая на весь город, и это плохо. А может, на всю страну.
— Я ненадолго, — сообщила альбиноска, пока охранник вносил запись в журнал. — Отдохну пару дней, да и назад.
— Гостиница к вашим услугам, теарин, — охранник был сегодня в благодушном настроении. — Вас сейчас проводят.
Обязательные унизительные процедуры. Поиск паразитов, внутри и снаружи, достаточно бесцеремонный медосмотр. Всё это уже было, много раз. Говорить точнее — восемнадцать раз. И каждый раз её обещали упрятать сюда навсегда — или выслать из страны. На выбор. Если вышлют, то, вероятнее всего — на юг, откуда она прибыла когда–то.
— Следуйте за мной, — новое лицо. Охранник — охранница — была немолода, один вид её внушал, что связываться не стоит. Шутить и задираться — в том числе.
Эль–Неренн бесстрастно получила одежду, постельное бельё. Один комплект одежды — в котором будет жить здесь; второй — «праздничный», как иронически называют его охранники — тот, в котором будет работать. Когда и где назначат. Несмотря на все выходки, поведением её оставались довольны, и теперь можно надеяться, что дежурств в лечебнице не будет, равно как и сортировки мусора.
— У вас шестьсот тридцать баллов, — сообщила сопровождающая, открывая комнатку эль–Неренн. Камера–одиночка. В этой эль–Неренн ещё не жила. — Расписание на стене. Вызов дежурного — вот эта кнопка. Впрочем, — она впервые улыбнулась, глядя в глаза «заключённой», и улыбка вышла приятной, — думаю, вы это уже выучили.
— У меня прекрасная память, — согласилась эль–Неренн. Вещи принесут позже. Те немногие, которыми разрешено пользоваться. Более пятисот баллов «на счету» — можно читать книги. Каждый день содержания здесь — минус двадцать баллов. Если отказаться от работы на этот день. Выезд на работу приносит от пяти до пятидесяти баллов. Минус штрафы, если будут, плюс премии. При выезде на работу двадцать баллов не вычитаются.
Тысяча баллов — разрешены увольнения в город, в строго обозначенный район, раз в неделю на пять часов. Пять тысяч баллов — безусловное освобождение, две тысячи — возможность участвовать в выборе места службы, «по распределению». Каждый успешный день службы «по распределению» — от двух до пятнадцати баллов «в плюс».
Каждая жалоба от работодателя «по распределению» — штрафной балл. Каждый штрафной балл — принудительное заключение сюда и минус три тысячи «здешних» баллов. У эль–Неренн уже четыре штрафных балла. Пятый будет последним — либо бессрочное заключение, либо высылка из страны.
Пока баллы в плюсе — жить можно. А когда в минусе… Минус пятьсот — и от работы на сегодня не уклониться. Минус тысяча — хорошо, если будешь собирать мусор, а не навоз на свиноферме. Минус две тысячи…
Эль–Неренн тряхнула головой, прогоняя арифметику прочь. Да, во время «луны» работать не заставляют, двадцать баллов не списывают. Даже кормят лучше. Заботливые. Правда, у неё, как водится, и здесь не всё в порядке — после давешнего задержания в лесу, на границе с графством Тессегер, луна перестала требовать её к себе. Только в полнолуние появляются схожие симптомы — но лишь симптомы предстоящей «прогулки». И здесь не повезло.
Охранница всё ещё смотрела на неё. Эль–Неренн вопросительно взглянула в ответ.
— Вы служили в семье Рекенте? — поинтересовалась охранница.
Вообще–то такие вопросы, мягко говоря, задавать не положено. Отвечать на них необязательно.
Эль–Неренн молча кивнула. Охранница неожиданно улыбнулась ещё раз.
— Я слышала о вас, эль–Неренн. Не думаю, что у меня с вами будут сложности. Я — ваша дежурная по этажу. Привыкайте.
Эль–Неренн кивнула, дождалась, когда двери закроют и запрут и, бросившись лицом прямо на стопку постельного белья, начала привыкать.
Инспектор открыл папку с делом эль–Неренн. Был уже вечер; в участке оставался только он да сержант Тоэн — пусть медлителен и не гений, зато во всём можно положиться. В этой дыре такой роскоши, как электронная справочная и терминалы связи, инспекторам не полагаются. Тоэн прекрасно всё это заменял. Тридцать лет в полиции, но, похоже, так и останется в сержантах.
Да. У самого инспектора карьера остановилась на этой вот дыре, незадолго после того, как эль–Неренн впервые схватили. Обвинение — попытка незаконного пересечения границы, контрабанда. Под давлением иммиграционной службы приговор вынесен условно, с отменой в случае получения гражданства в течение пяти лет и отсутствия приводов по уголовным статьям. Очень уж удачно всё сложилось для беловолосой — и её поверенного, молодого юриста, Виккера.
Освежим воспоминания. Текущая работа никогда не может быть закончена — бесконечные отчёты, допросы всякой мелочи, всё в таком духе. А ведь прочили ему, Тигарру Терон, должность начальника криминальной полиции района. И — всё. Никакого просвета. Без всяких видимых причин.