Возвращались домой молча. Дженни несла корзинку с несколькими аккуратненькими сверточками, — королева настоятельно требовала передать подарки близнецам леди Катрин. У Лита под курткой оказался увесистый мешочек, — на этот раз Корона сочла предстоящими расходы оправданными и не поскупилась.
— Что он тебе сказал? — мрачно осведомилось Дженни.
— Приказано тебя беречь.
— Хм. И всё?
— Ещё приказано беречь леди Катрин.
Королевская ведьма выразительно фыркнула.
— Король её ценит, — пробормотал Лит.
— Ещё бы.
— Ты думаешь? По-моему, король и королева очень… ладят.
— Они любят друг друга, дикий лесовик. Но до этого была ваша воительница. И она не стала королевой, потому что… Ну, понятия не имею, почему.
— О!
— Не делай такое умное лицо. Похоже, Катрин не захотела отягощать свою белокурую голову короной и подсунула вместо себя замену — нашу нынешнюю королеву.
— А король? — поразмыслив, поинтересовался Лит.
— Король? Подумал-подумал, и смирился. Потом ему пришлась по вкусу замена. Самое чудное в этой истории, что они все продолжают дружить.
— А почему они не должны дружить с Катрин? Она поступила честно.
— Ты уверен?
— А где подвох? Ну, я, конечно, не согласился бы, чтобы ты мне кого-то сватала. Но король иное дело. Политические интересы…
— Ты тупее своих корявых пней, углежог, — Дженни взяла мужа за руку. За левую. Правая у Лита всегда оставалась свободна — ладонь должна быть у топорища.
Темнота. Промахнулась.
Ланон-ши — ночные создания, и боги подарили им ночные глаза. Замковые башни и галереи, городские черепичные крыши, звёздный полог глухой ночи, скрип обветшавших мельниц и бархатная пыль заброшенных подвалов, сонная тьма и тишина, — вот мир сладостных кровопийц. Но ни в подземельях, ни на чердаках не бывает полной тьмы.
Здесь была.
Блоод прошла ощупью, должно быть, шагов двести, и вернулась на то же место. Слабый аромат осоки и проточной воды, — запах, занесённый самой Блоод.
Попалась. Как это называется у людей?
Мышеловка.
Сама виновата. Прыгнула, уже мысля о следующем прыжке. Так нельзя.
Сделала.
Что дальше?
Справа снова тянулась неровная стена. Блоод изредка касалась её когтями. Неровные выступы, никаких ниш или проходов, никаких щелей, никакого движения воздуха. Ноздреватый сухой камень. Выступ… можно споткнуться, — Блоод инстинктивно перешагнула неровный порог. Нет, не порог, — складка нетронутого камня. Никогда не было двери, и никто не долбил здесь камень. Ещё тридцать шагов, опять запах канала Глора, — уже потускневший, слабый. Круг замкнулся.
Мышеловка. Ланон-ши-ловка.
Блоод присела на корточки и обняла колени руками.
Попалась. Когда-то, уже много лет назад, Катрин объясняла, как это — Прыгать. Одновременно и сложно, и легко. Одно усилие, и ты уже там. Но это сложное усилие. Ты становишься искрой на кончике клинка летящего кинжала. Пронзаешь-прожигаешь пространство. Другой мир, иное время, иной край земли, — нет границ, всё легче лёгкого. Единственный миг полнейшей концентрации мысли, великой решимости и силы. Отрешённая отрешённость.
Промахнулась.
Плохо. На тебя надеялись, а ты промахнулась.
Что-то стучало в груди. У ланон-ши есть сердце, но оно медленное. Стучат сердца у тех, кто спит, кто грезит и видит ночную гостью, кто держит её в объятьях, и спит, спит… Но мёртвых ланон-ши никто не должен видеть.
Успокойся. Это паника. Как у человека. Внутри колотится, сжимается что-то неведомое в желудке, крик рвётся наружу.
Успокойся. И тогда всё получится.
Нет! Уже не получится. В плену. Опять в плену. Подвал. Голод. На шее ожерелье тяжёлого, тронутого ржавчиной, железа. Ошейник. Твое первое человечье украшение. Тогда Катрин помогла. Нет, тогда помогли друг другу. Странное чувство — дружба.
Ланон-ши не дружат с людьми. Ланон-ши не дружат ни с кем. Закон. Инстинкт. Всё. Самцы-мужчины — пища и удовольствие. Женщины-люди — смешны, безобразны, вовсе не нужны.
Блоод смотрела в темноту, опёршись спиной о сухую стену. Сухая — это плохо. Ланон-ши — терпеливы. Выносливы. Без крови и мужской силы можно спать. Долго. Без воды — меньше. Намного меньше.
Катрин бы проскребла камень насквозь. Она не умеет сдаваться. Слабые ногти, но воля твёрже стали. Она всё может. Загрызть, научить. Говорить смешные вещи. Показать удовольствие без пищи. Ха, как может быть? Может. Жила одинокая, голая и вечно голодная ланон-ши. Раз, — зеленоглазая молодая человечья самка просто говорит, — и всё можно по-иному. Муж, дети, дом. Украшения. Друзья. О, чулки! Лайкра. Небывалая красота. Небывалая ланон-ши.