Правда, были последствия другого характера: на танцы стал ходить для наблюдения за порядком сам Давидянс. Поскольку грубых нарушений не случалось, Давидянс стал отлавливать танцующих "под хмельком" (такое явление среди студентов было нередким).
Давидянс появлялся на танцплощадке в сопровождении двух-трех гренадерского ттипа молодых людей из числа комсомольских активистов, медленно прогуливался по периметру танцплощадки, всматривался в лица (площадка освещалась слабо), иногда останавливался, заговаривал, в необходимых случаях приглашал на беседу в комитет комсомола, что само по себе было плохим признаком. Во время одного из таких своих рейдов Давидянс стал невольным виновником трагикомического случая.
Пришел на танцы студент-геолог третьего курса, кажется, его звали Сергей. Как потом Сергей объяснял, он пришел после свадьбы, и поэтому явно был кандидатом на беседу с Давидянсом. Сергей жил в общежитии, и приятели отвели его домой, а для верности дверь закрыли снаружи.
Воспользовавшись, что комната находилась на первом этаже, Сергей перемахнул через подоконник и через минуту «под большим креном и дифферентом» снова появился на танцплощадке, чем вызвал настоящий переполох среди своих приятелей. Один из них, живший на четвертом этаже, предложил отвести Сергея к себе (надежность 100 процентов - четвертый этаж здания старой постройки, где высота потолков под четыре метра, соответствовал уровню не ниже пятого в современном исполнении).
Так и сделали, отвели, снова заперли. Но не успели вернуться на площадку, Сергей опять был тут как тут. Но был неузнаваем: совершенно трезвый на вид, одежда местами порвана в клочья, лицо и руки исцарапаны в кровь. Сергей бессвязно бормотал: "Ребята, что случилось? Где я? Объясните!" и т.п.
Версия, что Сергей вновь посчитал себя находящимся на первом этаже, подтвердилась: на двери висел замок, окно было распахнуто, а прямо под ним, в подстриженном декоративном кустарнике зияла огромная вмятина, по форме напоминающая человеческую фигуру. Кустарник уберег Сергея от серьезной травмы, испортил одежду, расцарапал лицо и лишний раз подтвердил, что чудеса на свете бывают!
К вечеру в "танцевальный" день в наш институтский городок съезжались сотни желающих развлечься.
Я не ходил на танцы после института примерно лет 50, никогда не считал себя специалистом в них, но принципиальное отличие современных дискотек от прежних танцев видно невооруженным глазом: сегодня выработался, если так можно выразиться, карнавальный стиль - все одновременно танцуют со всеми. Можно в любой момент начать танцевать, можно прекратить или поменять партнеров - свобода!
А в те времена танец был серьезной процедурой. Как только по репродуктору звучало объявление типа: "Новая мексиканская мелодия "Бессаме мучо", что в переводе на русский язык означает "Целуй меня крепче!", или: "Кубинское танго "Голубка!", кавалеру необходимо было подойти к даме, пригласить ее, получив согласие, взять за талию и за правую руку, и начать довольно однообразное шарканье подметками по пыльному асфальту.
Примитивность обстановки (плохой звук, тусклый свет, асфальт вместо паркета) не мешали, а лишь способствовали романтическим настроениям молодых людей, которые иногда заканчивались ЗАГСом. (Гражданские браки у целомудренного в то время студенчества не практиковались и считались, согласно комсомольской оценке, безнравственной аморалкой).
Ранее упоминавшийся мой земляк Николай Гусев, например, на втором курсе познакомился со студенткой местного пединститута Лидой, вскоре они зарегистрировали свой брак и живут вместе уже более пятидесяти лет.
Хотел сказать «счастливо живут», но не смог: их единственная дочь Ирина, умница и красавица, про которую вполне обоснованно можно было говорить «девка – кровь с молоком», совершенно неожиданно скончалась от банальной простуды. Остался сын Дима, который стал теперь у четы Гусевых центром приложения всех их моральных и физических сил.
Дима растет (а точнее, даже уже вырос) хорошим парнем: высокий, стройный, красивый, здоровый (тьфу–тьфу - это я сплюнул, чтоб не сглазить), читающий не только современных писателей, но и классику, с большим уважением относящийся к старшим. Закончил военное училище в Москве. В моем понятии, Дима – идеальный молодой человек, глядя на которого никак нельзя сказать, что молодежь нынче «не та».
Глава 22. Студенческая жизнь. Прогулки на велосипедах
Кроме танцев, у нас были и другие развлечения. Одно время мы увлеклись поездками на велосипедах. Мы - это я, Виктор Пидорич и Геннадий Бейтоков. Иногда к нам присоединялись один-два других наших сокурсника. Мы брали велосипеды в пункте проката и в свободный от занятий день отправлялись в путешествие по красивейшим местам, которые в пригородах Орджоникидзе были всюду, куда бы ты ни поехал. Не буду даже пытаться передать словами окружавшие нас красоты: ведь нельзя рассказать музыку или, скажем, вкусовые ощущения от деликатесной еды. Это надо самому почувствовать!
Любимый маршрут наш был по Дарьяльскому ущелью мимо замка царицы Тамары до селения Казбеги на расстоянии километров 70-80 от Орджоникидзе. Добирались мы туда полдня, много шли пешком, так как на "дорожнике" в гору не всегда поедешь, делали небольшие привалы, перекусывали. В Казбеги устраивали большой привал: обмывались в холодном озерце, обедали в местном придорожном кафе, отдыхали в укромном месте и отправлялись домой.
Кафе было известно тем, что здесь готовили изумительные хинкали (кавказское блюдо, похожее на огромные пельмени), и потому сюда часто заглядывали перекусить проезжие водители. С одним из них нам довелось как-то познакомиться.
Мы заходим в кафе, заказываем традиционные хинкали, едим, пользуясь, как положено, ножом и вилкой. За соседним столиком сидит группа шоферов (в то время у большинства кавказских водителей была общая примета: они как униформу носили навыпуск темно-синие сатиновые рубахи, застегнутые непременно лишь на 1-2 верхние пуговицы).
Соседи поглядывали на нас очень неодобрительно и что-то, по видимому, осуждающе высказывали в наш адрес. Потом один из них встает и решительно вразвалку направляется к нашему столу (полы рубахи развеваются, волосатый живот спереди, руки чуть в стороны, если "распальцевать" - настоящий современный "браток").
Подходит, угрожающим жестом протягивает всем нам свою открытую ладонь: "Хочется мне дать вам всем по мордам. Ну кто так кушиет?! Паративно на вас сматрэт… У тебя руки ест? Палцы ест? Возьми хинкал две руки, поднеси его к себе, понюхай, как вкусно пахнет, потом прокуси дирочку, попей сок, а после куший и назад в тарелку не клади, пока весь не скушаешь. А если хочешь кушать с вильки-мильки - уходи на улицу, чтоб глаза мои тебя не видели. Понятно?" И торжественно возвратился за свой стол с видом преподавателя, урезонившего нерадивых учеников.
Мы отложили "вильки-мильки", закончили обед, "как учили", и под снисходительно-одобрительным взглядом нашего неожиданного гуру отправились в обратный путь.
Путь домой никакого труда уже не составлял: все время под горку, с ветерком, знай только тормози, и через пару часов ты дома.
Правда, один раз был случай, который мог закончиться настоящей трагедией. Дело в том, что спуск по горной дороге увлекает своей скоростью, в особенности на прямых участках: ветер в ушах свистит, об опасности забываешь, а она все время рядом.
Есть в Дарьяльском ущелье несколько очаровательных мест: слева стена, справа обрыв, да такой высокий, что Терек внизу выглядит неподвижной белой ленточкой.
В этот раз был прекрасный солнечный день. Мы уже "со свистом" возвращались домой, проезжали именно такое очаровательное место, Геннадий первым, я вплотную за ним. Впереди поворот налево. Неожиданно из-за поворота показался медленно ползущий в гору грузовик. Геннадий, видимо, очень резко тормознул, и его "юзануло" в сторону обрыва. Я с ужасом наблюдал, как колеса Генкиного велосипеда перемещаются все ближе к краю пропасти (мы уже находились на вираже и резко выруливать было опасно).