Работая уже на заводе, я пристрастился к собиранию монет с номиналом «единица». Если кто из знакомых отправлялся за рубеж и спрашивал, что мне привезти, говорил: «Привези их местную копейку». Так у меня разных «копеек» собралось около двухсот, и вся надежда на внуков, что они продолжат мое увлечение.
Увлекся я и отклонился от темы пропитания, а надо бы ее завершить.
Летом наступала пора относительного изобилия: яблоки и абрикосы, вишня и черешня, помидоры и огурцы, клубника, груши, арбузы и все, чем так богата южная земля, добывалось в большом ассортименте и достаточных количествах. До поздней осени мы ходили в лес собирать дикие груши, кизил, боярышник, лесные орехи. Последнее, что добывалось из растительной пищи, были капустные кочерыжки. Когда наступали холода и даже выпадал первый снежок, мы шли на поля, где капуста была уже убрана, но остались торчащие из земли обрубки, какое-то подобие пеньков. Пеньки можно было выдергивать, очищать ножом и поедать.
Глава 7. Когда зимы были снежными
На примере моих родных мест лично у меня нет никаких сомнений, что на земле происходит глобальное потепление. В сороковых годах на Северном Кавказе зимы были похожи на настоящие. Во всяком случае, коньки были традиционным развлечением георгиевской пацанвы.
Сейчас в это трудно поверить, но каждую зиму в городском парке заливался каток. «Конькобежцам» было "модно" цепляться проволочным крючком за редкий транспорт и ехать через весь город, а потом обратно. (Дороги от снега никто не чистил, песком они посыпалась лишь в центре, и даже по булыжной мостовой, покрытой снегом, можно было прекрасно ездить на "снегурках" – коньках с закругленными носами).
В школе на занятиях физкультурой нам приходилось сдавать лыжный кросс на 10 километров, а на дорогах можно было часто встретить настоящие сани, запряженные лошадьми.
Вспоминается курьезный случай, связанный с санями. Какой-то "военный" Новый год празднуют на работе сотрудники конторы "Сортсемовощ", где работала моя мама, - 5 женщин и один мужчина, конюх дед Митя. (Конторе по штату полагалось иметь лошадь, чтобы ездить по району и заготавливать семена). Я - единственный ребенок в компании. Меня накормили и уложили спать в уголке на стульях. В конце концов стали расходиться. Дед Митя запряг в сани свою лошадь и вызвался всех развести по домам. Разместились. Меня, чтобы не замерз, завернули в доху и уложили сзади на сено. Поехали, помню, что было весело и радостно. В темноте никто не заметил, как я скатился с саней и очутился на дороге, ребенка потеряли. Помню, я лежал завернутый в теплую шубу, рассматривал звездное небо, пытался слизывать снег с носа. Было темно, морозно и тихо. Слышу: бегут, ищут меня, находят. Кричат: "Нашелся! Ну, слава Богу!"- сразу все стали верующими.
Все это я рассказываю для того, чтобы доказательно проиллюстрировать, что наша планета, безусловно, заметно теплеет. Исчезли в Георгиевске без следа и коньки, и лыжи, и сани, и морозы - от них остались одни стариковские воспоминания.
Хочу привести еще один аргумент в доказательство сказанному. В 1948 году мы купили маленький по современным меркам дом на улице Анджиевского с хорошим приусадебным участком. В ознаменование этого события отец привез откуда-то саженец грецкого ореха, и мы высадили его в нашем саду. До этого в Георгиевске орехи не росли - вымерзали. Приятели отца предрекали и этому саженцу быструю кончину. Однако деревце выжило и превратилось в огромного красавца, с которого мама в начале семидесятых годов стала ежегодно собирать по мешку первоклассных грецких орехов.
Хочу не без гордости отметить, что этот орех - самый старый в городе, и отец мой, по моим данным, является «ореховым пионером» (или одним из них). Домашний эксперимент отцу удался, и он стал опыт распространять, и когда встал вопрос, какие деревья высадить у колхозного детского сада, отец сказал: "Орех. От него хорошая тень, мало мусора. Конечно, можно посадить абрикосы, черешню или что-то иное, но дети пойдут на прогулку, от падалицы их не уберечь, а это - больные желудки. А если ребенок найдет орех, кто поменьше - поиграет, кто постарше - расколет и съест». Так оно в дальнейшем и получилось.
Орехи в Георгиевске хорошо прижились, и сегодня, когда я вижу их посадки вдоль дорог вокруг города, мне становится теплее от сознания того, что мой отец был одним из главных инициаторов их распространения.
Существует еще масса доказательств глобального потепления. Например, хорошо помню, что ежегодно необходимо было укрывать на зиму виноградную лозу, чтобы она не вымерзла. Сейчас практически в каждом дворе вы можете увидеть стационарные виноградные беседки. Лоза прекрасно зимует, и ничего с ней не происходит.
А Эльбрус? Раньше и зимой, и летом его макушки выглядели идеально гладкими, как куриное яичко. Теперь же к концу осени, когда таяние снегов на высокогорье входит в завершающую стадию, первозданная поверхность становится корявой от выступающих скал и крупных камней.
Глава 8. Военная биография моего отца
Но, по-моему, я увлекся природоведением, а для мозаики от меня требовались картинки из прошлой жизни.
Про первую картинку (с зубровкой) я рассказал.
Второе, что четко зафиксировала моя память: я после сна, мама помогает мне одеваться и с тревогой говорит: "Началась война…". Я не понимаю смысла сказанного, но тревога передается.
Через несколько месяцев отец уходит на фронт. Помню, он лежит на кровати, я сознаю, что предстоит долгая разлука, лезу в куст сирени, рву сухие листья, разминаю их и несу отцу кулек с "табаком". Отец смеется, мама плачет.
Дальше много "картинок" без звука:
- авиационный ночной налет, два прожектора елозят по ночному небу, ничего не обнаруживают. С самолета сбрасывают что-то страшно воющее. Бомбежки на этот раз не было;
- по небу кружит немецкий двухфезюляжный самолет-разведчик, так называемая "рама", вокруг него разрывы зенитных снарядов, взрослые говорят, что раму можно сбить только прямым попаданием - такая она крепкая. Рама разбрасывает тучи листовок, которые, весело трепыхаясь на слабом ветерке, удаляются на другой конец города;
- одна из немногих бомбардировок. Бомбили маслозавод, который находился примерно в 300 метрах от нашего дома. Хорошо помню взрывы, клубы дыма, летящие обломки, но совершенно не помню звуков. Мы все лежим вповалку в незаконченном окопе, мама меня закрывает, я пытаюсь высвободиться и все рассмотреть, страха нет никакого. Во двор к нам залетает довольно крупный осколок авиабомбы – потом его все рассматривают как необыкновенное чудо;
- получаю приличную взбучку за то, что ночью во время очередной воздушной тревоги спрятался в кустах и не откликался на зов старших (мне хотелось посмотреть, что творится в небе).
Короче, трагизма ситуации я из-за своего малого возраста не ощущал, пока на нашу улицу не стали приходить похоронки. Удивительно, но чаша сия каким-то чудесным образом минула нашу семью.
Отец ушел на фронт в сентябре сорок первого. Был рядовым связистом, «мотал катушку». Пешком прошел от Харькова до Сталинграда, а потом в обратную сторону, до самой Праги. Награжден медалями за оборону и за взятие этих городов, а также медалью "За отвагу" и орденом Красной звезды. Все время был на передовой, в самом пекле, но не был даже ранен!
Другое чудо - мой двоюродный брат Олег. Перед войной мамина старшая сестра Таисия с семьей жила в Крыму. Когда возникла угроза оккупации Крыма, она с детьми, Олегом и Оксаной, эвакуировалась к нам, в Георгиевск. Олегу в это время было около 16 лет. Мобилизовали его в 1943 году, и после "экспресс-учебы" он попал на передовую командиром взвода 76-миллиметровых пушек. Досталось ему за полтора года войны по полной программе: дважды от его батареи оставалось 3-4 человека, но повезло, выжил, был легко контужен, но обошелся без ранений. Победу он встретил в Австрии, но служить ему пришлось еще лет пять - так уж выпало его призыву.