Она почувствовала, что ее сотрясает возбуждение. Некий жизненно важный фрагмент информации, казалось, просачивался в мозг где-то вне пределов ее доступа. Она старалась уловить его. И затем она вдруг узнала, что сделало ее слепой. Увидела все это в голове. Ночь ее дебюта. Ясно, как тогда, в ту ночь...
ДЕСЯТЬ ЛЕТ НАЗАД, АРБОР-НОЛЛ
Празднование дебюта затянулось надолго, было уже поздно, и что-то тревожило ее отца. Казалось, что он смущен, почти расстроен. Он улыбался, но в улыбке было мало радости. Некоторые уже уходили спать, а он в углу все спорил с Крейтоном.
— Ты ни черта не сделаешь, — настаивал Крейтон. — Забудь об этом!
— Я все-таки сделаю.
Отец скомкал листки почтовой бумаги, сунув их в карман.
Он был среднего роста и строен, как его отец. Джонатан и Дэниэл Острианы были похожи физически, но являлись совершенно разными людьми внутренне. Джонатан был дружелюбным, добродушно-веселым человеком, страстно любящим отцом и восторженным мужем. Но Дэниэл Остриан как будто только что снизошел с гималайского пика. Он был холоден и замкнут, вежливо и аристократически скрывая это.
Джонатан сказал:
— Я должен поговорить об этом с отцом!
Он повернулся на каблуках и выскочил вон. Крейтон пошел за ним. Она никогда не видела отца таким сердитым и боялась за него. Поэтому тоже пошла следом.
Двое мужчин быстро дошли до убежища. Она ясно помнила ту ночь. Поднялся ветер с моря, и голые зимние деревья как будто грозили луне призрачными пальцами. Было жутко и немного страшно, но она шла дальше и, когда приоткрыла дверь убежища, услышала внутри голос отца.
— Сегодня мы получили эти письма, — говорил Джонатан отцу. — Крейтон и я. Автор пишет, что, поскольку мы являемся старшими сыновьями, то должны знать, что вы с Лайлом Редмондом построили свое богатство на том, что награбили нацисты. Он говорит, что Янтарная комната у вас и что вы убили человека, чтобы заполучить все это. Так ли это, отец?
Дэниэл Остриан спокойно поставил стакан.
— А если даже и так? Ты все эти годы уверенно пользуешься плодами...
Они стали спорить. Их голоса звучали яростно и ожесточенно. Она пошире открыла дверь, чтобы посмотреть. Теперь Крейтон и ее отец уже орали друг на друга.
— Мы должны публично рассказать об этом! — кричал ее отец на Крейтона. — Это безнравственно. Отец должен признаться в убийстве!
— Ты что, с ума сошел? — орал Крейтон в ответ. — Нет! Он не станет губить нас всех, и Лайл тоже. Ты — единственный, кто видит в этом проблему. Забудь об этом!
Крейтон и ее отец продолжали перепалку. Напряжение нарастало. Лица раскраснелись.
— Я собираюсь заявить об этом властям! — в конце концов прорычал ее отец.
— Мы не можем допустить, чтобы наших отцов выставляли в качестве военных преступников!
— А пошли вы все! Я все равно сделаю по-своему!
Ее отец собрался уходить. Его глаза расширились, когда он увидел ее.
На лбу Крейтона запульсировала вена. Его лицо стало пунцовым.
— Черта с два ты это сделаешь!
Он потянулся за каким-нибудь оружием, и его рука легла на прогулочную трость с золотым набалдашником. Он размахнулся ею. Удар пришелся в затылок. Джонатан Остриан со стуком упал лицом вперед на письменный стол, затем вскочил. Крейтон еще раз ударил.
— Хватит! — закричал Дэниэл Остриан. — Достаточно!
Но ее отец повернулся и нанес Крейтону удар кулаком. Тот вновь ударил его тростью. Джонатан упал и ударился головой о письменный стол. Раздался ужасный звук, похожий на то, как раскалывается дыня.
Джулия закричала. Горячие слезы потекли по лицу. Она бросилась к отцу. Он безжизненно лежал на полу, а под головой натекла лужица крови. Она стала тормошить его.
— Папа! Папочка! — Она трясла его за лацканы и целовала. — Папочка! Проснись!
Дед Остриан оттолкнул ее:
— Дай-ка взглянуть.
Он присел на колени и приложил руку к горлу Джонатана.
Крейтон стоял, все еще держа окровавленную трость в руке. Он был в шоке и побледнел как смерть.
Дэниэл Остриан закрыл глаза сыну и встал.
— Он умер.
Его голос был лишен эмоций. Он стоял и смотрел на тело сына. Потом перевел взгляд на Крейтона:
— Ты полный идиот, Крейтон. Теперь мы все в беде.
Джулия смотрела на своего отца, на закрытые глаза, на искаженные болью черты и на кровь, покрывавшую его лоб и спутавшую волосы. Она подскочила, побежала и стала колотить Крейтона в грудь и царапать ему лицо.
Дэниэл Остриан оттащил ее:
— Прекрати, Джулия! Хватит. Это был несчастный случай!
Она заплакала и влепила деду пощечину.
Раздался голос Крейтона:
— Дэн? Что будем делать?
Дэниэл Остриан взял Джулию за плечи и заставил повернуться, чтобы смотреть на него.
— Не дерись со мной, девочка.
Он взял ее за руку, подвел к дивану и посадил на него. Затем сел перед ней на колени и посмотрел ей прямо в глаза.
— Он был не только твоим отцом. Он был и моим сыном. Моим единственным сыном. Это ужасная трагедия. — Его голос звучал почти гипнотически. — Здесь нет ничьей вины. Твои папа и дядя подрались, и Крейтон ударил его. Он не хотел убивать. На самом деле некого винить. Это была случайность. Вот и все.
Она не ответила, и он взял ее за руки:
— Посмотри на меня!
Она посмотрела, и в ее взгляде скорбь была смешана с гневом.
— Ты хочешь, чтобы я из-за этого отправился в тюрьму? — спросил он.
Она нахмурилась.
— А ведь я отправлюсь, если ты кому-нибудь скажешь. Крейтона могут казнить за убийство. Ты ведь не хочешь убить своего дядю, девочка?
Она быстро сглотнула.
— Нет...
— Его ведь казнят, а я попаду в тюрьму как сообщник. Ты должна запомнить, что это был просто несчастный случай, но, если ты скажешь кому-нибудь, мы с твоим дядей заплатим ужасную цену.
Он отпустил ее левую руку и продолжал держать правую. Он указал на кольцо с александритом, которое подарил ей:
— И ты заплатишь тоже. Это красивое кольцо. Произведение искусства. Ты любишь его, и ты любишь свою маму. Мы потеряем все наши деньги. Деньги, заплаченные за твои прекрасные уроки музыки, за твой «Стейнвей», за твои годы в Джульярде, за квартиру твоей семьи на Парк-авеню, за это прекрасное кольцо, за все-все, что есть у тебя и твоей семьи. Матери будет не на что жить. Все потеряют всё, и в этом будет твоя вина. — Его лицо было сосредоточено-непроницаемым. — Ты должна забыть о том, что случилось. Из твоего рассказа ничего хорошего не выйдет. Обещай мне, что ты забудешь.
Он смотрел на нее своими большими, видящими насквозь глазами. В них отражалась ее собственная скорбь, ее собственная боль. Не стало ее отца, и не стало его сына. В глубине его глаз стояли непролитые слезы. Она никогда не видела своего недоступного деда так близко. Она видела, что трагедия и его глубоко задела. И теперь он просил ее сделать то, что считал правильным.
— Обещай мне, Джулия, — мягко сказал он. — Все зависит от тебя.
Ее охватило чувство вины. Она медленно кивнула.
— Хорошая девочка. Я горжусь тобой. Когда ты проснешься утром, все это будет казаться тебе дурным сном. А сейчас иди спать. Помни, что ты не можешь никому рассказывать. Никогда. Ты должна забыть.
Она встала, как автомат. Затем еще раз посмотрела вниз, на мертвого отца, и деревянным шагом пересекла длинную комнату. За спиной она слышала, как голоса деда и дяди продолжили разговор.
— Промолчит ли она? — дрожащим голосом спросил Крейтон.
— Ей уже лучше, — сказал дед. — Не надо рассказывать Лайлу. Зачем нервировать его? Мы сами уладим это дело. Есть какие-нибудь идеи?
Крейтон прочистил горло:
— Автомобильная катастрофа. Мы возьмем мою машину и машину Джонатана. Мы сбросим его автомобиль с дороги, а затем я привезу тебя домой в Саутгемптон. Я вернусь сюда еще до того, как кто-нибудь проснется.
— Это должно сработать. Ты растешь. Самое время показать тебе кое-что.
Она слышала звуки их шагов. Когда она выходила из дома, сзади раздался скрип, а затем ей показалось, будто ее глаза наполнились золотым светом. Она посмотрела на свое новое кольцо. Бриллиант отразил свет из комнаты за ее спиной. Она хотела снять кольцо, но не могла больше беспокоить деда. Это кольцо куплено на украденные деньги. На мгновение ей показалось, что оно обвилось вокруг пальца, как змея, и палец стал болеть.