Мозаика

И он играл только для демона.

III.

…И он получил обещанное. Демон бил верен своему слову и доставлял ему все, что мог. А мог он многое. Скрипач, сопутствуемый демоном, наполнял земной шар своими звуками, и всюду Фимиам восторженной славы венчал его ореолом величия.

И всюду были слышны звуки его скрипки.

Он давно уже забыл девушку-змею, и никогда чуткий яд воспоминания не вонзался в его восторженно-гордую душу, полную сознания царственной мощности. Он никогда долго не оставался на одном месте, и постоянно демон переносил его для новых восторгов в разные точки земного шара.

И всюду были слышны звуки его скрипки.

Он был славен, как никто, и всю эту славу ему доставил демон, вливший краски Всеобщности в его скрипку, певшую прежде только девушкой. Теперь же скрипач гремел звуками демона Всеобщности, которая извечно царит над Искусством, сливая все в Единстве Гениальности. Скрипач стал Гением.

И поэтому всюду были слышны звуки его скрипки.

Демон, когда звал за собой скрипача, не требовал награды, но решил сам взять ее. Он был кровожаден, но тускл, и в его жилах текла бледная кровь. И он стал пить кровь скрипача. Последний не замечал этого, и демон пил ее, каплю за каплей, а скрипач играл.

И всюду были слышны звуки его скрипки.

Скрипач играл в большом городе. Громадная зала была переполнена слушателями, жаждущими упиться звуками его скрипки. Души и сердца их пели от восторга. Скрипач был бледен, как холод льда, так как демон выпил почти всю его кровь, и ее оставалось лишь несколько капель в жилах артиста, но публика не замечала этого, и хотела только звуков скрипки, певшей в этот вечер, как никогда. Скрипач играл. Он становился все бледнее и бледнее, в жилах его оставалось все меньше крови: демон выпивал ее. Наконец, последняя капля выпита, последний звук скрипки прорыдал прощальным приветом. Бледность залила лицо скрипача, и он, умирая, опустился бессильно на эстраду. Скрипка, простонав при падении, тускло смотрела на него своими струнами. Последний, бескровный вздох выпал из груди артиста; он умер.

И нигде больше не было слышно звуков его скрипки.

Челн

«Ветер, тучкою плененный…»

Ветер, тучкою плененный,
Ей шептал любви признанья.
По ему сурово тучка
Гневным громом отвечала.
И зигзаги ярких молний
Пронизали всюду небо.
Так на страстные признанья
Отмечала ветру тучка.

Ветерком к тебе ласкаясь,
Я шепчу свои признаньи,
Ты ж не тучкой, а былинкой
Тем признаньям отвечаешь
Ветерочком тихим, нежным
Я ищу твоих объятий,
Ты же робкою былинкой
Уклоняешься стыдливо.
Ах, оставь, друг милый, робость.
Верь признаньям пылкой страсти
И склонись, моя былинка,
К ветру в нежные объятья.

«Мне очень жаль, что я случайно…»

Мне очень жаль, что я случайно
И лишь недолго видел нас.
Мне очень жаль… С печалью тайной
Я вспоминаю встречи час.

Кто знает, может быть, участье
Я в вас к себе бы возбудил
И грезу прежнюю о счастьи
В душе унылой оживил.

Но встречи светлой миг промчался.
Простившись с вами в час ночной
Я вновь один, один остался
С воспоминаньем и мечтой.

Сонет («Стою один в раздумьи…»)

Стою один в раздумьи. Властно море
Меня зовет в неведомую даль.
Смотрю вперед с надеждою во взоре –
Встает прибой – мне берега не жаль.

Куда ж меня, о волны, на просторе
Помчите вы? Скажите, не туда-ль,
Где счастья нет, где царствует печаль,
Иль в светлый край, где неизвестно горе?

Ответа нет? не слушая меня,
Вы вдаль несетесь, за собой маня
Своим немолчно-плещущим волненьем.

И смело я вверяю утлый челн
Стихийной власти непонятных волн,
Пускаясь в путь с надеждой и сомненьем.

«Кому скажу про скорбь души унылой…»

Кому скажу про скорбь души унылой.
Кому открою горькую печаль?
Утратил я, что дорого мне было,
И для меня мрачна немая даль.

О, кто поддержит в час мой испытании
Унылый дух участием живым.
Кто, исцелив души моей страданья,
Меня вернет к надеждам молодым?

Увы, никто. Глухая ночь безгласна.
Ответа нет в холодной тишине.
Взываю я в тоске моей напрасно:
Нет никого, кто-б отозвался мне.