Мозаика
Мозаика
The Road to New-York
(мозаика)
Посвящается Pavlin’у и тому единственному чувству, с помощью которого мы можем выйти за пределы бескрайних просторов Великого Одиночества.
- 1 -
Кружит земля, как в детстве карусель,
А над землёй кружат ветра потерь.
Ветра потерь, разлук, обид и зла...
Им нет числа.
Песня из к/ф «Мэри Поппинс»
Глубокая ночь. Входи, теперь можно: они спят.
Тёмная квартира, тишину которой нарушает частая дробь капели о карниз застеклённого балкона, - нет, всё-таки глобальное потепление климата уже имеет место быть на этой планете, - да еле слышное тиканье будильника на складном столике в изголовье их постели. Они спят. Спят полуобнявшись, сцепившись кончиками пальцев одной руки; спят упокоено, словно это надолго, словно поиск окончен, но не безмятежно, ибо их спящий сейчас разум знает: срок, отпущенный им быть вместе, короток. Да, они знают это, но стараются о том не думать, живут одним днём, одним настоящим, когда глаза смотрят в глаза.
.................................................................................................................
Глаза в глаза... Он смотрел в её глаза минувшим вечером, когда они сидели на кухне за столом, и думал, мгновеньями переставая слушать, о чём она говорит, что уже давно не смотрел женщине в глаза так, как сейчас. Он думал о том, что хорошо смотреть вот так в глаза, но к этому его светлому чувству примешивалась и горечь, от сознания того, что через полтора месяца он уедет из этого города навсегда и вряд ли когда-нибудь вернётся.
А она? О чём думала она в точно такие же мгновения? О том, что, уходя от него после первой ночи, даже не предполагала, что увидит его вновь, ибо никаких своих координат ему она не оставила, а звонить сама, - он дал ей свой номер телефона, - никогда бы не стала; о том, что он моложе её почти на 6 лет; о том, что чуть меньше года тому назад ей нагадали на картах встречу с этим парнем и... и ещё ей было сказано...
.................................................................................................................
Не вижу. Не могу разглядеть, что ещё ей было тогда предсказано. Что-то связанное с человеком, которого она должна встретить, но вот что именно - я не вижу.
Улыбки блуждают по лицам богов, взирающих с ночных небес на спящих на одной подушке мужчину и женщину.
Не придумано истинней мига,
чем раскрытые наугад,
недочитанные, как книга,
разметавшись любовники спят.
Мужчина вдруг открыл глаза, словно бы почувствовав на себе взгляды небожителей. Но ты не пугайся, он не увидит нас с тобой. Лучше прислушайся и ты услышишь... услышишь его мысли...
.................................................................................................................
«Вот я. Здесь. А она, - он говорит о своей жене, ибо он женат, хотя... уже, наверное, нет, - там, в Питере, вместе с нашей дочерью. А я сплю в её квартире, на простынях, на которых мы спали вместе, которые она покупала для нашей семьи, с другой женщиной. Нехорошо это как-то. Не то, что я сейчас с другой - за это я вины не чувствую, - а то, что эти простыни, это покрывало, эта подушка - всё это покупалось моей женой. Что-то аморальное мне видится в том, что я сплю на них с другой; что-то, за что мне когда-то в будущем придётся заплатить».
Женщина рядом с ним шевельнулась во сне, и он внутренне замер, растворился в блаженном ощущении женского тела рядом с собой, тела, душа в котором тянется к его душе. «Кто ты в моей жизни? Случайная попутчица на короткий перегон? Или же... нечто большее?... Да нет, нет. Не может того быть!». Он боится думать об этом - о том, что эта женщина войдёт в его жизнь, - ибо боится перемен, боится столь круто изменить свою жизнь, боится ошибиться, и ибо у него есть дочь, по отношению к которой, реши он однажды попытаться создать новую семью, он бы почувствовал себя предателем.
Ему вспомнился её вопрос, заданный ему минувшей ночью, когда он приехал к ней на работу (она работала в ночную смену на АЗС) «Может мне тебя здесь оставить? При себе. Поддашься?». Он промолчал тогда, думая, говорит ли она о настоящем моменте, то есть о том, чтобы он остался с ней до утра, или же в гораздо более широком смысле. А она могла (ибо была человеком, который когда-то подал заявление в ЗАГС на третий день знакомства со своим будущим мужем) и даже скорее всего говорила именно в этом смысле (ибо к чему тогда был её вопрос до этого о его прописке и её слова о том, чтобы он оставался в армии?). Он промолчал тогда, боясь, что неправильно её понимает, а если всё же правильно, то его ответ причинит ей боль. А ответил бы он ей: «Нет. Не поддамся». Это был бы правдивый ответ, но кому нужна такая правда?
Он повернул голову, и их лица оказались на расстоянии сантиметра одно от другого. Вглядываясь в её черты, он пытался определить, сколько же ей лет, и не мог: она казалась ему ровесницей, но он знал, что это не так, ведь она сама несколько раз говорила, что он «ещё молодой». «Красивая, - думал он, пытаясь понять, что же делает её лицо таким привлекательным для него. Нахмурился. Это он вспомнил о том, как порой вот так же смотрел на лицо спящей жены. Вздохнул. Линия рта сделалась жёсткой. - Нет. Я не могу остаться здесь, остаться с тобой. Я должен уехать, и я уеду. И дело не в том, что у меня есть жена (как бы ни было это трудно, но надо признать, что наши с ней отношения, как мужчины и женщины, исчерпали себя), и не в том, что у меня есть дочь, чей крик «папа!», слышимый мной в телефонной трубке, делает моё сердце мягким. Даже если бы их вдруг не стало (тьфу-тьфу-тьфу, тук-тук-тук), я бы всё равно уехал, ибо я не готов связать свою жизнь с твоей, не уверен, что хочу стать твоим мужем и смогу заменить отца твоему сыну. Если Богу будет угодно, то он вернёт меня, но сначала я должен сделать то, что считаю должным сделать - остаться один на один с миром и попытаться не утонуть в нём. Понимаешь? Прости, что я приручаю тебя к себе, сознавая, что вскоре уйду и быть может уже никогда не вернусь».