Судьба... Да, он верил в Судьбу, и потому воспринял приговор к Великому Одиночеству со стоическим смирением. Ну или почти смирением. Просто иногда дух его восставал в нём в яростном протесте: «Но я не хочу так! Я хочу...». Восставал, но тут же сдавался: «Впрочем, ни чего я хочу, но чего Ты». Ха. Выбирая богов, мы выбираем судьбу, сказал кто-то из древних, и был, безусловно, прав.
Сознание его угасало, как угасал до этого закат, и с ночных небес уже спускался к нему Морфей, перебирая струны своей арфы и неся ему подарок богов - сон, в котором он будет сидеть в своём саду за деревянным столом, усыпанным белыми лепестками то ли акации, то ли яблоневого цвета, и вдруг ладони кого-то неслышно подошедшего к нему со спины, закроют его глаза. Он прикоснётся к ним, ощутит множество колец на пальцах, браслеты на запястьях, и сердце его превратится в трепещущую бабочку, а с уст сорвётся невольный вопрос: «Это... ты?»
- 12 -
Шалости Эрота
Если зимой его жажда была похожа на тлеющий торфяник, то с приходом весны она превратилась в степной пал.
Он шагал по Московскому, возвращаясь с Театралки раньше обычного по случаю переноса занятий по актёрскому мастерству на завтра, и голова у него шла кругом от того, что куда бы он не направлял свой взгляд, везде видел стройные ножки, сводящие с ума округлости под тканью юбок и блузок, светящиеся призывным желанием глаза. Ему казалось, что все представители сильной половины человечества вдруг куда-то исчезли и улицы города заполнили одни девушки, одевшиеся не по сезону легко. И с каждой десятой из них он с превеликим удовольствие оказался бы в постели. Это было какое-то безумие. Безумие, которое с приходом тепла сжигало его изнутри, безостановочно и жадно поедало, словно гусеница лист.
Вот перебежали с другой стороны проспекта и пошли, дробно цокая каблучками по сухому асфальту и о чём-то весело болтая, в пяти шагах впереди него две девчонки в мини-юбках, а ему вспомнился анекдот-афоризм от Трахтенберга: «Раньше, чтобы увидеть жопу, надо было снять трусы, а теперь, чтобы увидеть трусы, надо раздвинуть ягодицы».
«А хата пустая стоит! - в отчаянии думал он о том, что мать возвращается из командировки только завтра. - А мне НЕКОГО пригласить для приватной «беседы»! Чума! Аномалия! Полнейшая ненормальность! Я молод, здоров, смею надеяться, не глуп, не фотомодель, но далеко и не Квазимодо, однако, когда я занимался сексом в последний раз?! Мне даже самому себе страшно озвучивать эту дату, потому что в том, как далеко она отстоит от нынешнего дня, есть что-то противоестественное! И завтра утром я ведь опять проснусь один! Почему?!»
«А что ты сделал для того, чтобы было иначе?» На коляске с откинутым пологом, которую катила ему навстречу молодая мама, сидел Эрот, похожий на розового херувимчика, и, не глядя на того, кому задал этот вопрос, с шаловливой улыбочкой натягивал свой маленький золотой лук, целясь куда-то на ту сторону Московского.
«У-у! Безумие!» - мысленно воскликнул он, и свернул на свою спасительную малолюдную 7-ю Красноармейскую.
Дома, в привычной обстановке, в тиши пустой квартиры, буйство в его крови поутихло. Он сел в своей комнате перед мерцающим экраном компьютера с кофе и сигаретой, и, глядя в вечереющее небо за окном, стал размышлять над вопросом явившегося ему пол часа назад посланника и сына Афродиты. «Что я сделал для того, чтобы было иначе? Ну а что я мог сделать? Снять девочку? У меня нет денег. Да и секс за деньги это совсем не то, что секс по обоюдному желанию-влечению. Это всё равно что вода, не утоляющая жажды или утоляющая лишь пока ты её пьёшь. Закрутить с кем-нибудь роман? Но где и когда я мог бы это сделать? 90% своего времени я провожу в Театралке, где, конечно, есть весьма аппетитные «сладкие корешки», как говаривает, - невольная улыбка подняла уголки его губ, - один мой знакомый крот, но ведь не даром же говорят, что не стоит мешать личное с профессиональным. Когда же в какие-то выходные у меня случаются «встречи на Эльбе» с кем-то из моих неакадемических ребят, то Эльбой обычно является кабак, а знакомиться в кабаке... Нет, познакомиться-то можно - да я уже и знакомился не раз - но что потом? Куда вести такую знакомую? К себе? «Крошка, а не зайти ли нам ко мне домой на пару палочек чая?»? А после? Раз-два, все дела, и: «Свободны, мадам! Гусары денег не берут!»? Но дома у меня практически всегда есть матушка, а в те редкие дни, когда она бывает в отъезде... Да и не хочу я в конце концов приводить к себе домой первую встречную!»
«Да, - с глубокомысленной миной изрёк давешний купидончик, материализовавшийся на подоконнике с наружной стороны окна, - с таким подходом к этому делу, всё что тебе остаётся - это обручиться с Дунькой Кулачковой». Изрёк и не утерпел, скосил искрящиеся весельем глаза на человека за окном, дабы посмотреть на его реакцию. А человек, не меняя вальяжно позы, с этакой ленцой, делая акцент на слове «тебя», подумал, зная, что мысль его не останется непрочитанной: «А может мне тебя трахнуть?» Глубокомысленная мина моментом сменилась притворным ужасом: «Ну ты даёшь в самом деле! Я же как ни как бог, а ты кто?!» «А я это я, - ответил Эроту человек, одним глотком допивая кофе и гася сигарету в пепельнице. - И потому всё что мне остаётся - это стиснуть зубки и ждать «просветов» подобных...» Он не стал озвучивать имя той, чью весточку он каждый день подсознательно ожидает найти в своём электронном почтовом ящике.