Большие добрые глаза, как много разного вы видели в течение жизни. И наверное можно постоять за себя, после стольких недоразумений. Как удивительно вы менялись. Но в этом больше горечи, чем приятности. Пелена полуобморока от первого поцелуя, юный принц у ваших ног. Помните ли? Какими бездонными вы были тогда, но этого мало. Круговерть кабаков, значительные разговоры, робкие попытки сберечь честь. Вас в первый раз назвали дурой. Нет, и вспоминать не стоит.
И вот уже первый из тех, что ловили вы. Неудавшийся, как потом оказалось. Ай, да Бог с ним. За то третий был хоть куда. Ощущение значительности - приходит в жизнь не сразу. Вам нужен не принц, нет. Царь зверей - вот кому, вы согласны прислуживать.
Он - могучий, легко сорящий судьбами, наводящий ужас и раболепство на окружающих. Куда до него робкому мальчику, куда... Но вспоминается, как ушедшая молодость, как безудержная простота и даль детских надежд, вспоминается...
- Ну, прелестное дитя, давайте знакомиться. Давайте, давайте.
Да, Лиса действительно красива. Сеточка чуть видимых морщин вокруг глаз, еще не портила ее тщательно, как цветник ухоженное лицо. В нем пожалуй, преобладали две тональности : доброта и лукавство. Сколько ей все-таки лет? Неважно, она выглядела по крайней мере на десять моложе.
- Меня зовут Луря, Луря Пелыч, - голос стал слегка надтреснут от закладывания.
- Луря Пелыч, - повторила на вкус Лиса, - что же не плохо. Только Илларион лучше, значительно лучше. А скажите, Илларион, как Вы закончили школу? Но не лгите пожалуйста, я Вас очень прошу.
Врать почему-то и в самом деле не хотелось. И Луря неожиданно горько, с надрывом стал выкладывать свою незамысловатую, школярную историю. Все как есть, от корки до корки. Ах, как приятно, когда такие глаза полны сочувствием, как нам приятно.
- Решено Илларион, решено. Я знаю, Вам просто необходимо, начать вторую жизнь. Взгляните на кого Вы стали похожи. Вы, такой юный и красивый, шляетесь по подвалам, теряя драгоценное время молодости. Теряя самую прекрасную ее часть.
Оглянитесь друг мой, вокруг столько интересного, раскройте душу. И Вам откликнутся, Вам воздастся сторицей, нет много больше. На свете столько хороших людей. И один из них - она сделалась многозначительной, - будет с Вами разговаривать. Да, да, только так. Я выйду, а Руна поможет Вам одеться.
- Руна, Рунечка! - позвала она, - поухаживай пожалуйста за молодым человеком. Да поскорей! Мы торопимся, сейчас Сам придет. Лиса на прощание сгорбила ладошку, матерински подмигнула и вышла.
Распахнув высокую, до самого потолка двустворчатую дверь, в спальню вплыла немолодая буренка с привычными к работе руками.
- Вставайте, хозяйка велела. Я помогу Вам одеться, - отперев встроенный в стену шкаф, она достала из темноты плечики, на которых уместился полный набор одежды для юного джентльмена.
Луря робко перешагнул порог шикарной гостиной. Потолки ее растворялись в недосягаемости. Они со всей возможной честностью и прямотой свидетельствовали о почтенном возрасте и престиже. Так строили давно, когда еще никто, никуда не спешил. Когда пресловутые, вечно не доудовлетворенные потребности, не удовлетворялись за счет сокращения естественных размеров. Когда наука не знала многих секретов волшебства, строилось, скажем без обиняков, почему-то надежней, да и просто лучше.
Луря в первый раз задумался над искренне нелепым парадоксом. Это случилось видно потому, что он впервые присутствовал в квартире, где имелась по крайней мере одна комната с лишним наименованием.
Несколько больших окон переполняли гостиную светом настолько, что границы предметов как-то растворялись и зависали в воздухе. Ее углы далеки, но кажутся еще далее, из-за той же расплывчатости линий.
Большой прямоугольник стола покорял ясностью и чистотой. Белая скатерть создавала впечатления значительности и причастия в любом, что бы на ней не происходило. Три одиноких столовых прибора делали присутствие гораздо строже. Они в корне отвергали вульгарное чавканье и бульканье. Им привычен мелодичный, тихий перезвон серебряных ножей и вилок.
- Да-а, - глупо распялив рот, выразился Луря.
- Илларион, - сказала неслышно подошедшая Лиса, - сейчас придет Сам, понимаете Сам. Мы будем обедать. Я, вы и Он. Только видите себя пристойно. Но и не молчите. Он не любит тихонь. Более прочего, он презирает посредственность. Наша задача произвести на него впечатление. Понимаете? Впечатление. Встаньте тут, соберитесь. Ну, сейчас.
Разговор
Луря все же заметил, как Сам оказался в гостиной. Он появился из недосказанности дальней стороны, мягко притворив за собой потайную дверцу.
Нет, он не лопался от жира. От него не несло чванливой спесью или мелочной суетой. Напротив, облик Кота производил удивительно приятное впечатление. Если можно вогнать Хозяина в общепринятые рамки, то они откровенно благопристойные. Большинство из нас и не мечтают видеть себя таким. Но понимают - это и есть высший, деловой стандарт общества.
Благородные и в тоже время волевые черты лица. Жизнь, прожитая в труде, в его тревогах и надеждах. И тень порока абсолютно чужда державной персоне. Ну нет, в нем конечно не находилось места и для возвышенности. Приземленность, даже конкретность и добросовестность - кредо успешно выполненных дел. И даже улыбка здесь, не смогла бы стать снисходительной. Наоборот, она результат именно той, доверительной нотки, индивидуального расположения Вас к себе.
И все-таки он большой. Из той редкой породы, которая уже от сути своей не терпит резких, судорожных движений, пустых поступков, нервной болтовни. А может, я ошибаюсь, и внешний лоск лишь продукт длительного времени и глубокого опыта. Не знаю..., но очень качественный продукт.
Ступая так же мягко и весомо, Кот надвигался на Лурю. Впрочем, на встречном движении он смотрел за спину соискателя, на милую Лисоньку. Какую-то секунду казалось, что он ее о чем-то спросит. Но нет, лицо Кота стало чрезвычайно заинтересованным и радостным.