- Какой-то мутант. Он почти не мог двигаться и даже не похож на человека.
- Так как же он ими управлял и зачем?
- Как? Похоже, то самое биополе, которое мы не можем найти.
- Зачем? Здесь сложнее. Знаешь, наверное, в нем оставалось нечто человеческое. Именно то самое гадкое, что прячется глубоко внутри, каждого из нас.
Учиться
Не оглядывайтесь без надобности, ибо в том признак сомнения. А здесь не удивляйтесь ничему, ибо это признак незнания.
Кафедра внизу, очень удобно. Ничто не заслоняет, ни вас от нее, ни ее от вас. Две огромные черные доски и у них человек, довольно энергичный, среднего роста с мягкой улыбкой на умном лице.
Его речь напоминает чириканье, столько в ней терминов и сокращений. Луря мучительно стыдясь окружающих, переваривает весь ужас и нелепость собственного присутствия. Он ровным счетом ничего не понимает, а за спиной треть семестра. И абсолютно невероятно, как его сюда приняли.
Очень сложно отыскать друзей. Окружающие заняты собой. Они поначалу совершенно одинаковы. И непреходящее ощущение случайности существования в чужой шкуре. Вот - вот, кто-нибудь выяснит постыдный обман, и возмущенные старшаки будут тыкать в тебя пальцами.
Но на удивление, ничего подобного не случалось. И скоро Луре стало казаться, что улыбкой Фортуны, он заброшен назад, на остров беззаботного, ничего не подозревающего детства.
Без капли остатка, Луря предался течению жизни в Высшей школе. Тем более что вне ее стен он общался только с милой Лисонькой. Да и та предоставляла студентику максимально возможную свободу.
Трудности увлекали Лурю. Призывы верить в чудеса науки, не колыхались пустым звуком. Он давно ничему не учился. Но забытое легко компенсировала жажда познания, а так же то, что волею судеб и протирания штанов на производстве, он оказался немного старше и опытнее сокурсников.
В Высшей Школе творились действительные чудеса. Искусство видеть окружающее. Понимать суть вещей и видоизменять ее. Жонглировать ими, как волшебной палочкой. Наполнять смыслом и опустошать, сопоставлять и противопоставлять - что может быть удивительнее?
Первый раз в жизни Луря видел людей, увлеченных общим делом и веривших в его чудесную правильность и непогрешимость. А потому делу своему, отдавались они полностью, до конца и даже с радостью.
Но странное наше мышление. Непонятно развитие его. Чем ближе мы видим вещь, чем глубже, лучше ее узнаем, тем чаще находятся не только достоинства, но и недостатки.
Стройка века
Даже не верилось, что мы здесь. Океаны хвои, таежные перевалы, мшистые болота, хлябь дорог. Непобедимая тайга. Нет, почему именно непобедимая? Ведь покоренная нами, доселе непобедимая. С ее суровым коварством, простым реликтовым величием. С ночевками у остро пахнущего костра. Ночи без Луны. Россыпи звезд, как пунктир бесконечности, на черной недоступности неба. И все для нас, самых главных студентов - строителей величайшей битвы века, стремящейся в вечность.
Студенты работали на подборке битого кирпича, грузили туго урчащие машины и отправляли их в тыл. В города, села, туда на запад, где он так нужен любимой стране. Лурю сразу поразил контраст между нетронутой вековой тайгой и чистой сухой дорогой, идущей через нее. На белой, гладкой грунтовке, почти по-домашнему, ровными штабелями, лежали красные половинки кирпичей. Тайга начиналась в одном от нее шаге, безумным нагромождением падших деревьев, жесткого кустарника, травы в человеческий рост.
Через пять минут продирания сквозь хвойный бурелом, путник еще видел нашу дорогу, но сам полностью терялся в бушующей зелени. Ему некуда ступить. Достать до земли нет возможности. Вокруг него нескончаемый водоворот изогнутой жизнью и мертвой древесной плоти. Из зелени не выплыть вразмашку, не выбраться ползком. Каждый шаг, только подтверждение собственного бессилия.
Но стройотрядовцы туда не лезли. А машины подходили по проторенной дороге, оседали под тяжестью груза и увозили незаменимый в хозяйстве продукт, а вместе с ним и частицу общего труда.
Дни летели, как кадры в киножурнале. Ударники шагали вперед к цели, а она никак не могла приблизиться. Неисчерпаемые запасы на десятилетия упорного труда. Даже в такой ударной спешке, прейдут и уйдут тысячи отрядов, а лента дороги будет по-прежнему, неторопливо ползти в глубь тайги.
Но, кажется, Луре повезло. Машин не будет целых три дня. И хотя никто не согласился идти с ним, он хотел увидеть голову дороги, ее передовую. Там, где отважные прожигают тайгу силой взрыва. Где настоящие люди, где жизнь цельная и настоящая.
Пролетел день мытарств и попрошайничества у обочин. Луря рассказывал анекдоты водителю вездехода, а тот тупо мычал и скалил зубы в ненужных местах. Дальше техника и люди без пропуска не ходили, впереди зона взрыва. Шлагбаум никто не охранял, а Правдин дрожал при мысли, что натолкнется на особистов. Но немногие встречные и замечали его с трудом.
Чавканье сапог обвешанных жирной грязью. Тишина, только птицы, всполошенные одинокой Луриной персоной. С востока сильно тянуло гарью. И еще, его охватывал непонятный, потихоньку нарастающий страх перед чем-то, перед неприкосновенной скудностью тишины, одиночеством малого в большом.
Естественный страх перед природой стал редкостью в нашей суетливой повседневности. Суета к нам привычна, отрезочно - линейна. Причина определяет результат. Тайга насыщает пространство закоулками растительной, игольчатой жизни. Взгляд теряется в ней, блуждает по отголоскам светотени. Одушевляет неодушевленное.
Вдруг что-то не понять что, мелькает, нарушая призрачное равновесие. Ты напряженно всматриваешься в тишину, не понимая ни грамма. Оно угрожает тебе, но что оно? Лицо его скрыто непроницаемым пологом разлапистой хвои.
Кажется, к горлу подступает ледяной ком, дыхание сводит свежестью. Оно душит тебя, мешает идти. Ты на грани изнеможения. Затем опять отвлекаешься, и пол часа шагаешь, думая о чем-то суетном, бренном.