Но нет, время не трогало ни старика, ни нас. Еще поживем, поборемся. В моей истории старик самый непонятный персонаж. Откуда он взялся? Может кто-то, в чуждой, бесцельной воле, действительно заносил меня на его призрачный корабль? Может, несмотря на неправдоподобие и мозаичность отголосков, что-то существует и в реальности. Впрочем, чему еще удивляться на долгом, невнятном пути в никуда.
Спуск вниз оказался гораздо проще. К вечеру, на нетронутый старением остановке, мы догнали автобус. Он благополучно довез нас до невозмутимого, в пустой толкотне, механического города. Тепло, светло, и мухи не кусают.
Потихоньку смеркалось. Необходимо добраться до проверенного, вчерашнего обиталища. Кто знает, чем закончатся игры в прятки на вольном воздухе.
Неожиданно наше внимание привлек порядочный звон битого стекла. Невдалеке, чрезвычайно удачно для собственного тела вывалился на улицу человек в довольно странном, средневековом одеянии.
Как видно, он вышел из магазина прямо через ярко освещенную витрину, вдребезги разнеся ее стеклянную жизнь. Сам виновник происшествия, как ни удивительно, оставался совершено цел и невредим.
- Какой злой дух еще посмеет задержать старого Педро! - пьяно протрубил победитель.
Да, это был тот самый пьяница Педро. Он отбивался от нас как мог. Но, к сожалению, плохо стоял собственных на ногах. Слава богу, и единоборства надоели ему довольно скоро. Он успокоился, ослаб, озяб и тут же захрапел.
Живая ноша оказалась не такой уж легкой и решительно не удобной. Время от времени Педро приходил в себя и, завопив благим и не благим матом, вырывался из наших объятий, после чего свободный от всяческой опеки, опадал вертикально вниз. Но мы донесли его. Нам не мешали. Такому городу не нужны мужественные люди в серых шинелях.
Вино и вечность
Может, я прочитал это где-нибудь? Может, болезнь лишь вскользь тронув мой мозг, сдвинула угол зрения от нормального. Она придала ощущение случившегося тем фактам, которые пришли в жизнь с белых листов бумаги.
Но Господи, как похож этот песок на тот. Кто поверит, что моей заскорузлой руке всего лишь тридцать лет? Кто знает, сколько времени нужно рукоятке меча, чтобы сделать ее такой? Впрочем, я еще помню, как она сжимала простой, пастуший посох.
Говорили, что Кир вырос в семье пастуха. Эта надменная, чванливая свинья? Я никогда не поверю. В лучшем случае Кир дикий вепрь, он становится им в свои тяжелые и страшные минуты.
Как он шел на таран, на испуганные кучки врагов, скаля белые, звероподобные клыки. Как ярко полыхал его меч, золотом света исходила кираса. Ненавидящая все, всесокрушающая гора человеческого мяса.
Сколько людей канули в лету, чтобы персы стали персами. Был ли тогда Иерусалим? Нет, он им не был. Но я помню, что и в те времена, мы творили войну.
Я не понимаю, когда успевают рождаться дети. Откуда они напиваются той крови, которой так больно потом истекают. Боги всегда добрые к своим почитателям. Кому хочется верить в злого Бога? Надо надеяться на что-то, чего-то ждать. На что надеется эта вечно воюющая нация?
Нет, я не говорю, что они не похожи на других. Когда-нибудь, как и все люди, они тоже возжелают для своих детей красивой и спокойной жизни. Но почему Господи, ушли в свои мрачные треугольники недвижимые боги Египта? Почему, такие доступные, почти живые боги Эллады больше не покидают солнечный Олимп?
Ты пришел как Человек, когда они правили нашим миром. Ты был рожден нашей Матерью, близок. Твое страдание не покидало нас. Мы висели рядом с Тобой на таких же крестах, и только скошенная тень, да ясный взгляд отличали Тебя.
Но разве тогда страдающих было больше? Взял ли Ты боль из рук тех, кого любил более всего? Или так наказал их, за то, что предали Тебя. Но нет, даже предательство Ты прощал трижды.
Почему же не прощаешь Ты младенцев, сгорающих на крестах во имя Твое? Почему тех, кто был рядом, рассеял Ты по свету, с целью не известной им самим? И сколько образов Твоих, и не мы ли по образу и подобию Твоему? Так в чем же Ты один из нас, и сколько в нас Тебя?
Быть может, Ты лишь один из нас, и цель Твоя в нас. И только сами мы можем приблизиться к Тебе, и Ты поводырь нам в этом. Но, как и в чем знание отлично от веры? Ведь знание начинается с веры, а вера приносит знание.
Наконец он налил еще из своего замечательного кувшина. Я давно уже не помню, что такое краснеть от стыда. Просто руки трясутся. Но ведь теперь никто не отберет. Все одно, горло свело судорогой. Губы пляшут что-то замысловатое. Ему плевать, с кем пить. Но я ведь всегда был Сэр плевать.
- Я в море ходил, на собственной шхуне.
- Ты? Ха-ха-ха.
Свинья. Закатился и лупит обрубками окорочков по своей рулетной роже. Ушей из-за щек не видать.
- Да, я! Я был так богат, что ты и пальца с моей ноги не стоил. Я владел Дверью. Той Дверью. Да что ты знаешь о Той Двери. Разве хоть раз в жизни, ты испытал это сладкое ощущение безграничной силы и возможности повелевать?
Они униженно просили меня. Они ползали передо мной на коленках, лизали ступни. Они делали все, пока не распахнули дверь настежь. А кому нужен привратник, не умеющий закрывать двери? Кому нужен человек, потерявший душу и цель?
Ну, умора, как выламывается этот седой и полу раздавленный прыщ.
- С твоей мордой папаша, торговать дерьмом в сортире, вразнос.
Опять закатился. Как невыносимо воняет у него изо рта. Ненавижу свои руки, они воняют еще хуже. Опять, он опять наливает. И мне, и мне тоже.
Только пусть мои рученьки не трясутся. Я так его люблю. Какая широкая натура. Вот с кем можно иметь дело. Даже когда он орет непотребные песни, то делает дело со всем возможным размахом души. Вот человечище, как гуливанит, как звенят золотые в его кармане.