В коридоре мать-настоятельница обратилась к девочке:
– Габриэла, боюсь, у меня для тебя плохие новости, но я надеюсь, что вера в милосердие отца нашего Иисуса Христа поможет тебе. В ней ты найдешь силу, чтобы укрепить свой дух.
Она перекрестила перепуганную до смерти девочку – Габриэла стояла затаив дыхание. Лицо настоятельницы приняло скорбное выражение, и сочувственным тоном она продолжила:
– Это касается твоей матери. Боюсь, она серьезно заболела…
«Серьезно заболела!» Слишком мягко сказано… Мать ее тогда была при смерти – удар настиг ее в час пятнадцать пополудни, когда она занималась чисткой зимней одежды, хранившейся в стенном шкафу. К счастью, ей хватило сил добраться до входной двери и распахнуть ее прежде, чем она окончательно потеряла сознание. Очевидно, она успела сообразить, что соседи, заметив лежащую на пороге женщину, поднимут тревогу. Так и случилось – ее обнаружил почтальон и позвонил в полицейский участок. Горький юмор заключался в том, что он как раз нес два письма, адресованные Одри. Первое – из букмекерской конторы, на конверте большими красными буквами было напечатано: «Это ваш счастливый день, Одри Карлуччи». Второе – от гинеколога, который сообщал результаты последних анализов.
По счастливой случайности водителю кареты «скорой помощи» пришла в голову гениальная идея поднести ко рту безвременно скончавшейся, еще молодой женщины зеркальце. Обнаружив, что она дышит, водитель и санитар приложили все силы, чтобы скорее доставить ее в больницу.
– Ее настиг удар, дорогая, – печально сказала мать-настоятельница.
Габриэле тогда было тринадцать лет, но она невольно отметила про себя, как неприятно и тяжело звучат эти слова. Хотя она и не поняла, что это значит – «настиг удар», но ничего хорошего в них не было.
Габриэла только робко и молчаливо взглянула на директрису, словно ожидая разъяснения или, на худой конец, продолжения этой жуткой истории про маму, про удар, который «настиг» ее… Габриэла теперь точно не помнила – плакала она тогда или нет. Скорее всего, нет, так она была ошеломлена.
– Тебя сейчас отвезут в больницу Святого Креста, дорогая. Все теперь в руках Божьих. Молись…
То, что мама теперь в руках Божьих, как-то не успокаивало. Ни слова не говоря, Габриэла, не дожидаясь машины, бегом бросилась в больницу, где в нише справа от входа был крест со Спасителем в терновом венце. Бежала, а в голове билась одна мысль – что же теперь будет?
Сквозь дрему Габриэла услышала свое имя, потом почувствовала чье-то осторожное прикосновение. Сначала, открыв глаза, она не могла понять, где находится. Потянувшись в обшарпанном кресле приемного отделения, она вдруг обнаружила, что рядом стоит Адриена Фаст.
– Я, должно быть, уснула, – пробормотала она и взглянула на часики.
– Шесть утра, – сказала Адриена и села в соседнее кресло, лицом к Габриэле.
Откинув назад волосы, Габриэла потерла виски.
– Вы тоже здесь ночевали?
– В другом приемном отделении.
Напряженная тишина разделила их, и, хотя Габриэла уже кончательно проснулась, она сделала вид, что никак не может справиться с сонливостью.
– Доктор сказал мне, что вы приехали прошлой ночью, – начала Адриена.
Габриэла взглянула на нее:
– Я видела Дину.
– Знаю.
– А вы ее сегодня навещали?
– Нет, еще слишком рано, – ответила Адриена. – К ней можно будет подняться после восьми. Простите, что я вас разбудила, – сказала Адриена виновато. – Это было так глупо, но я хотела сказать, что мне удалось найти мотель.
Габриэла улыбнулась:
– Правильно, что вы меня разбудили. В больнице я бы не выдержала еще одну ночь.
– Я думала, может быть, мы снимем там номера и между посещениями Дины сможем немного отдохнуть.
Габриэла смутилась, встретившись взглядом с Адриеной. Они несколько мгновений смотрели друг на друга. Неожиданно Габриэла испытала странную гамму чувств – облегчение, возмущение и грусть одновременно.
– Доктор сказал, что Дина первым делом вызвала вас.
Адриена бросила на нее виноватый взгляд:
– Да, но…
– Мне не нужны ваши объяснения, – отрезала Габриэла. – Они меня не интересуют. – Но тут же спохватилась: – Простите…
– Нет, не извиняйтесь! Я понимаю, как это для вас трудно, – быстро сказала Адриена, стремясь перебросить мостик через разделяющую их пропасть.
Но Габриэла не поддержала ее стремления, в тот момент слишком поглощенная мыслями о Дине.
– Конечно, мне нелегко, но это не ваша вина.
– Не знаю, поверите ли вы мне или нет, я всеми силами пыталась примирить ее с вами. Еще когда Пит был жив, и это иногда вызывало у него недовольство. – Она помолчала. – Знаете, я собиралась встретиться с вами еще до этого случая, поговорить.
– А тут такое произошло, да? – спросила Габриэла тихо. Она выпрямилась в кресле. – Я благодарна, что вы разбудили меня, я в любом случае отыскала бы вас сегодня. – Ее волнение улеглось, тон стал дружелюбным. – Я тоже хотела поговорить с вами.
– Может, мы выпьем кофе? Вероятно, здесь поблизости есть ресторан.
Габриэла кивнула и надела жакет, прежде чем встать. Какие-то воспоминания всплыли в ее памяти, и она неожиданно сказала:
– Просто невероятно, каким сердитым человеком был Пит.
Адриена тоже поднялась, перекинула сумочку через плечо.
– Нет, он не был сердитым, – поправила она Габриэлу, – это, скорее, походило на слепое раздражение. Питер, казалось, был зол на весь мир, и за те полтора года, что я его знала, это чувство усилилось.
– Не понимаю этого. – Габриэла задержала взгляд на лице Адриены, потом они вышли в коридор. – Как он мог стать таким?
– Это все из-за вас, – просто сказала Адриена.
– Он тоже причинял мне много страданий.
– В этом я не сомневаюсь.
Она взяла Габриэлу под руку, и они направились к лифтам. Молча дождались кабины лифта, спустились в вестибюль и вышли из госпиталя.
– Я арендовала автомобиль, – сказала Адриена.
– Я тоже на машине, – откликнулась Габриэла.
– Так на чем поедем?
– Все равно, – сказала Габриэла, пожав плечами.
– Тогда давайте накручивать километраж на моей машине, – предложила Адриена с натянутой улыбкой.
Уже в машине Габриэла сказала:
– Знаете, вчера вечером у меня, когда я разговаривала с доктором, родилось странное чувство, что все повторяется. Возникли те же самые ощущения, от которых я долго не могла избавиться, когда Дина отказалась жить со мной. Тогда я легче пережила испытание, уехав в Париж! Во Франции как-то все само собой наладилось, я успокоилась – никто не задавал мне никаких вопросов. Французы достаточно равнодушны к другим людям и с большой неохотой сближаются с иностранцами. Вчера же, когда доктор стал задавать мне кучу вопросов, я опять почувствовала напряжение и замешательство, как всегда, когда меня спрашивают о последних годах ее жизни – о ее школе, друзьях или увлечениях, и мне было очень неприятно сознавать, что я слишком мало знаю о своем ребенке.
– Что вас интересует? – спросила Адриена, отъезжая от больницы.
Габриэла печально улыбнулась:
– Я не знаю, ну, хотя бы кто тот мальчик, который вел машину? Ее друг?
– Он далеко не мальчик.
Габриэла удивленно посмотрела на нее:
– Забавно, но почти теми же словами ответил мне доктор.
Адриена вздохнула:
– Понимаете, человек, сидевший за рулем автомобиля, – один из ее преподавателей. Он женат, – добавила она после паузы.
– Неужели это и есть Динин дружок? – недоуменно воскликнула Габриэла, потом поправилась: – Я имею в виду любовник?
Адриена кивнула:
– Да, он у нее был первым.
– М-да, не самое лучшее начало… Она потеряла невинность с недостойным человеком. – Габриэла взглянула на Адриену. – Хотя, с другой стороны, кто из нас может похвастать тем, что свой первый любовный опыт она приобрела с настоящим мужчиной.
Адриена улыбнулась:
– Да, немногие… Только нам удается выйти из-под опеки семьи, как мы попадаем в расставленные ими сети.