– Особенно сложно освободиться от влияния отца, – добавила Габриэла. – Спасибо, что сообщили мне это…
– Вы удивлены?
– Да.
– Потому что я в курсе ее дел, а вы нет?
Габриэла кивнула.
– Понимаю, первый раз мы с вами встретились при весьма печальных обстоятельствах, теперь, во второй, тоже радости мало, – сказала Адриена. – Подобный ход событий кого угодно наведет на грустные размышления.
– И кроме того, мы с вами совершенно чужие.
– Ну, не такие уж мы и чужие, – не согласилась Адриена.
– Возможно, вы и правы – сказала Габриэла и задумалась – продолжать дальше или лучше сменить тему? Хватит, она устала от откровенности. Она обратилась к Адриене: – Вы не знаете, Клер не собиралась приехать сюда?
– Не знаю, как вы к этому отнесетесь, но лично я рада, что Клер не приехала, она ненавидит больницы и пообещала, что будет молиться за Дину дома.
– Я согласна с вами. – Габриэла посмотрела на часы. – Мне надо позвонить отцу, но лучше это сделать после утреннего обхода. Может быть, будут какие-то новости.
Адриена свернула на шоссе.
– Почему бы нам сначала не перекусить? Вы когда ели в последний раз?
– Даже не помню, – ответила Габриэла, – кажется, пообедала в пятницу, и все. – Она замолчала, потом добавила: – С тех пор только кофе и булочки.
И впервые за минувшие сутки Габриэла позволила себе роскошь подумать о Нике, хотя мысли о нем доставляли ей смутное беспокойство, причину которого она не могла понять. Может быть, потому, что она скучала по нему так, как ни по одному другому мужчине.
– Посмотрите, вон там, направо, – сказала Адриена. – Видите, возле мотеля…
Маленькое кафе было почти пусто. Несколько водителей грузовиков за стойкой обсуждали последний бейсбольный матч. Официантка сидела на высоком табурете и разгадывала кроссворд. Габриэла и Адриена расположились у окна лицом друг к другу. Официантка подошла к ним и приняла заказ. Женщины сидели молча – наблюдая как завороженные за восходом солнца.
– Он до конца продолжал любить вас, – вдруг неожиданно сказала Адриена.
– Зачем вы мне это говорите?
– Потому что я в этом убеждена.
– А я в этом сомневаюсь, видимо, у него был странный способ проявлять свою любовь.
– Некоторые таковы.
– Это была не любовь, это была его гордость.
– Любовь и гордость тесно связаны, и иногда трудно решить, где кончается одно и начинается другое.
– Это все так, – тихо произнесла Габриэла.
– Мы говорим о стольких печальных вещах, и я не знаю, что вы сейчас имеете в виду.
– Мы настолько не заботились о чувствах друг друга, что все стало так ужасно. Однажды после развода я встретила Пита на станции. Я была в такси, и, когда мы остановились на красный свет, я высунулась и крикнула ему: «Я тебя люблю!» Он выглядел потрясенным.
– А он что ответил?
– Ничего. Зажегся зеленый, машина тронулась. Когда я крикнула, он даже отшатнулся, а вот сказать ничего не успел… Но я и не ждала ответа, я сказала только для того, чтобы он знал, что я люблю его, даже если все и рухнуло.
Адриена заметила:
– Многие женщины буквально сходили по нему с ума. Для мужчины, который был недостаточно верен и честен с женщинами, он почему-то привлекал к себе слишком большое внимание со стороны слабого пола.
Официантка принесла горячие оладьи, кофе, сок. Когда они немного утолили голод, Габриэла призналась:
– Знаете, еще даже не зная вас, я уже была настроена против.
– Из-за Дины?
– В общем-то нет, хотя и из-за Дины тоже.
– Я испытывала подобные чувства. – Адриена поставила чашку. – Я долго считала, что вы, у которой было все – муж, семья, ребенок, – разрушили все это. Более того, у вас был муж и ребенок, о которых я могла только мечтать, которых у меня никогда не было и никогда, вероятно, не будет. Знаете, когда женщине между тридцатью и сорока, особенно такой, как я, незамужней, – она становится очень жестокой. – Она сцепила пальцы и, словно подтверждая свою мысль, кивнула. – Очень жестокой.
Габриэла грустно улыбнулась:
– Будем надеяться, что нам повезет на пятом десятке, даже если в этом возрасте кое-что становится и поважнее личной судьбы.
– Например?
– Когда мне было двадцать, я от стеснения просто с ума сходила во время месячных, пытаясь спрятать тампаксы. Просто безумие какое-то нападало, а теперь, в сорок, мне плевать – да пусть смотрят!
Адриена засмеялась.
– А как насчет мужчин? – спросила Габриэла.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, теперь, когда мы повзрослели, мы, надеюсь, научились в них разбираться. Так к какому же типу относился Пит?
Адриена нахмурилась:
– Я понимаю, вы смеетесь надо мной, но лучше не надо этого делать. Ко мне не стоит обращаться за консультацией по этому вопросу.
– Ко мне тоже, – рассеянно ответила Габриэла.
– Это не так. Вы встретились, когда оба были очень молоды.
– Я до сих пор убегаю от милых, честных, верных мужчин, потому что не могу забыть красивого и сексуально привлекательного Пита, который прекрасно обходился без перечисленных достоинств.
– Может быть, потому что не существует такого идеала – красивый, милый, верный, сексуальный?
Теперь Габриэла нахмурилась:
– Я в этом не уверена, хотя, может быть, и заблуждаюсь.
Опять наступила тишина. Габриэла думала о Нике, о Пите, об отношениях Адриены и Пита.
– Вы собирались пожениться? – спросила она.
– Вначале я верила, что он на это решится, потому что устанет от случайных связей и ему надоест врать мне. – Она взглянула на Габриэлу. – Иногда нам было очень хорошо; так мирно и спокойно становилось на душе, что я надеялась, что Пит не захочет потерять меня. – Адриена откинулась на спинку стула, чуть расслабилась. – Но вскоре я поняла, что мужчины женятся не ради покоя и мира в душе – их, собственно, это не очень-то волнует. Они женятся скорее по необходимости – в юности сгорая от страсти, припертые к стене обстоятельствами; постарше – ради денег…
– Обо всех мужчинах я судить не берусь, у меня был только один муж, но, что касается Пита, он был совершенно непредсказуем.
– Что и делало его таким обаятельным, – добавила Адриена. – Правда, лишь до той поры, пока не возникнет угроза для счастья в совместной жизни. Но в профессиональном смысле он был совершенно другим. Как будто в нем уживались два разных человека.
– Вы долго с ним работали?
– Нет. Мы стали вести совместные дела сразу после вашего развода. Я поздно получила юридическое образование, просто в один прекрасный день решила стать адвокатом.
– А чем вы занимались до этого?
– Работала консультантом – этакая толстая, несчастная консультантша, которая помогает другим найти свое счастье. – Она улыбнулась. – Потом пришла пора и я решила изменить свою жизнь – занялась бегом, сбросила пятьдесят шесть фунтов, однажды приняла участие в Большом яблочном марафоне и даже с первой попытки сдала экзамены и вступила в члены коллегии адвокатов. Один из моих профессоров предложил мне поискать работу в конторе окружного прокурора в Минеоле. – Она как-то сникла. – Там я и познакомилась с Питом. – Адриена слегка покраснела. – И влюбилась в него с первого взгляда.
Габриэла кивнула – образ Пита, энергичного, обаятельного, приветливого, встал перед глазами.
– Вы были замужем?
– Нет.
– И детей нет?
– Нет. Я предпринимала столько попыток, но безуспешно.
– Когда-нибудь вам повезет, вы такая упорная, – сказала Габриэла.
– Надеюсь, – тихо, с горечью произнесла Адриена, – но вы-то испытали то, что не каждой из женщин дается.
– У меня было много хорошего в жизни, но я испытала и много боли. И то, и другое я храню в памяти.
– А на мою долю достались старые сезонки на метро и кипа неиспользованных судебных повесток.
– Послушайте, – сказала Габриэла мягко и коснулась руки Адриены, – вы знаете то, чего не знаю я. Два последних года вы были с моей девочкой. Вы в курсе того, что случилось с нею за эти два года…
– По правде говоря, мне приятно сознавать, что мы с Диной стали друзьями, – согласилась Адриена, подняв глаза. – В последнее время я вспоминаю Пита с радостью. Странно, – продолжила она, – но при всей непредсказуемости своего поведения Пит был очень душевным и щедрым. – Адриена слегка покраснела и, возможно, не осознавая, что своими словами ранит Габриэлу, добавила: – Как любовник он был просто превосходен.