Он робко постучал в дверь, словно это был не его дом, а чужой. Долго никто не открывал. Парень хотел развернуться и уйти, но идти было некуда. Вдруг дверь открылась. На пороге стоял Мартин, в ночной пижаме, слегка располневший и отрастивший тонкие усы. Выглядел он довольно смешно, и вместе с усмешкой, на глазах нежданного гостя навернулись слёзы.
– Вам кого? – сонным голосом спросил Мартин.
– Тебя, негодник.
Мартин широко раскрыл глаза, а челюсть потянулась к полу.
– Йозеф?
– Йозеф, – ответил он и уже без доли стеснения шагнул в дом и крепко, насколько позволяла дистрофия, обнял брата.
***
– Быть не может, этого просто быть не может! – повторял Мартин даже когда Йозеф, сидя на кухне пил вместе с ним кофе.
– Но вот же я, перед тобой.
– Вижу, но поверить сложно. Я сам видел похоронное извещение с твоей фотографией.
– Ты больше веришь бумажке, чем своим собственным глазам? Как обычно, да?
– Нет. Ты многого не знаешь. У меня в жизни тоже были крутые повороты, и я изменился, но об этом потом. Расскажи, что было с тобой?
– Расскажу, но где остальные? С ними всё в порядке?
– А, мама и Роза еще спят.
– Роза? – Йозеф чуть не поперхнулся кофе.
– Я же говорил, что многое изменилось. И ты, кстати, стал дядей.
– Даже не знаю, смогу ли теперь я удивить тебя своей историей.
– Да куда уж тебе!
– Вмазать бы тебе сейчас, как в старые добрые, только как я ударю усатого дядьку?
– Рассказывай уже.
– А что рассказывать? Попал в плен с ранением. Увезли куда-то в Сибирь, в трудовой лагерь. Знал бы ты как там, в этих лагерях! – Мартин исподлобья посмотрел на Йозефа, – Холод жуткий, у нас такого не бывает. Письма писать не давали. А через год у меня началась дистрофия, а это фактически путевка домой. Мне повезло. Многих осудили на двадцать пять лет как военных преступников. Неделя поездом, пересадки, и вот, я восстал из мертвых.
– Во дела, – покачав головой ответил Мартин. Йозеф не стал рассказывать обо всем. Он не доверял брату, помня его как заносчивого, преданного идеалам нациста, опасаясь, что из русского лагеря попадет сразу в немецкий.
– А где отец?
– Пропал. Еще в начале войны. Мы не знаем, жив он или нет. Возможно, это связано с внутренними разборками в СС и Гестапо.
– Как это? Неужели никто не вел расследование?
– Послушай, давай не сейчас об этом! Скоро проснутся женщины, начнутся слезы и сопли, потому прежде… прежде я хотел попросить у тебя прощения.
Йозеф чуть не рухнул со стула. Услышать от него такое, было за гранью понимания. И Йозеф всё отчетливее осознавал, что брат и правда изменился.
– И за что же ты хочешь просить прощение?
– За свою слепоту.
– О чем ты?
Мартин рассказал ему всё с самого начала. Про отца, который открыл правду о нем, о службе в концлагере, о встрече с Марией, о её смерти. Сказать, что Йозеф был удивлен, значит не сказать ничего. Он вдруг встал из-за стола, и пошел к выходу.
– Ты куда?
– Мне надо прогуляться.
– Но скоро должна проснуться мама, и Роза.
– Вот именно. Подготовь их. Пусть для них не будет шоком чудо воскресения.
– Ладно. Я понял. Но всё же куда ты?
– Пройдусь, просто пройдусь на свободе.
Он уже обулся и открыл дверь, но услышал, как брат окликнул его.
– Эй, Йозеф, мне кажется, что война скоро закончиться, и не в пользу Германии. Что же будет потом?
– Что за пораженческие разговорчики, солдат? – уставным тоном сказал Йозеф и подмигнул Мартину, затем тихо закрыл за собой дверь.
***
В воздухе стоял запах пыли, не той что бывает в старых матрасах, а крупицы измельченного бетона и камня. Йозеф остановился возле одного из домов. Три стены были обрушены, а из четвертой, едва уцелевшей торчали искорёженные водопроводные трубы. Не меньше десятка мужчин и женщин, грузили в одноколёсные тачки труху, что была совсем недавно чьим-то домом. Возможно, они искали выживших, или хотя бы тела. Йозеф попытался поднять лежащий на периметре дома камень, но сил не хватило даже на то, чтобы оторвать его от земли.
Кто-то выбегал из дальней части руин, размахивая руками, и кричал. Четвертая стена покосилась и рухнула, за несколько шагов от рабочего, вздымая облако пыли и запуская снаряды мелких камней. Йозеф сделал несколько шагов назад, не заметив, как вышел на проезжую часть. В глаза попала пыль. Он принялся их протирать, но услышал гудок автомобиля, приближавшийся к нему непонятно с какой стороны. Глаза слезились, и мир превратился в одно серое пятно. Были слышны крики, шорох камней и рев мотора автомобиля, где-то совсем рядом. Вдруг кто-то отдернул его за рукав и затащил на разбитый тротуар.