– Рудольф, не надо… – прервал его товарищ, дернув за рукав.
– Ах, вот как, развлекаться значит пришли! Да вы хоть раз видели, как умирает настоящий патриот от рук врагов?! – перед глазами Мартина всплыла прошлогодняя картина убийства командира отряда.
– Эй, ребят, нам не надо проблем.
– Здесь не спрашивают, что надо вам! – воскликнул один из одноклассников Мартина и кинулся на непатриотичную компанию. Первый мальчик выбыл с одного удара, но другие уже были готовы к драке и тогда обе группы сцепились в славной битве. Мартин остался лицом к лицу с Рудольфом. Несмотря на то, что он являлся ровесником Мартина, был, однако выше и шире остальных.
– Как бы ты болтал, будь поменьше?! – бросил в лицо сопернику Мартин. Никто не решался сделать первый шаг. Вокруг начали собираться дети, и они оказались точно на гладиаторской арене. Под пристальным взглядом будущих соратников Мартин не имел права ударить в грязь лицом, показать слабость. Пауза затянулась. Дети уже начали свистать и подтрунивать над бойцами. Иногда Мартину больше хотелось дать в морду одному из этих крикунов, а не здоровяку напротив. Но честь надо было отстоять.
Всё произошло так же быстро, как и внезапно. Мартин метнулся к противнику и, едва доставая кулаками до его подбородка, сделал два резки удара, затем, не мешкая, врезал ему по коленной чашечке. Рудольф взвыл от боли. Товарищи подхватили его под руки и вынесли из толпы. Мартин с компании радовались чистой победе. Очередь продвинулась, скоро настанет и его пора проверки на пригодность и расовую чистоту. Мартин не волновался. Это ведь он только для мамы и брата был Мозесом.
***
– Как ты мог отпустить его, не зная даже, кто он и откуда? – возмутился Отто.
– Прекращай. Я видел у этого паренька огонь в глазах и волю к борьбе, – заступился за Мартина Генрих. Вилланд ничего не ответил. Оба друга были правы, но согласиться с кем-то окончательно он не мог. Вилл всегда был мостом между двумя его товарищами, и встать на сторону одного, фактически значит изничтожить второго. Эти два человека вряд ли дружили, если бы не он. Ему часто приходилось держать в узде их ссоры, но когда он сам выходил из себя, доставалось обоим.
– С документами всё в порядке. Придраться не к чему, – сказал Вилл. Почти сразу после появления в семье Мердеров Мозеса, отец решил, во что бы то ни стало всё состроить так, будто это его родной сын. Самое главное было сделать выписку из роддома. Но близкие, и в том числе сидящие с ним в одной комнате друзья знали эту маленькую тайну.
– Но внешне… – засомневался отец, – он же совсем на меня не похож! Только эти его темные волосы заставляет задуматься!
– Расслабься, Вилл. Наш фюрер тоже не блондин, но какие дела творит! А твой парнишка еще всем форы даст, любому светловолосому и голубоглазому! – сказал Генрих.
– Возможно, – устало добавил Отто, – Видел я однажды итальянского фашиста: глаза черные как ночь, а волосы словно смола, нос крупный, брови густые, но с ними мы тем не менее союзники.
Вилланд успокоился. Но прямо в эти минуты решалось как будущие сына, так и его карьера. Попасться на такой афере значило вылететь из рядов СА и это только в самом лучшем случае. Вилл опять занервничал. Отто вышел в туалет, оставив Мердера и Генриха наедине.
– А как Йозеф?
– Еще болеет. Весь в пятнах, а по вечерам жар. Но Йохан говорит, что всё будет в порядке.
– А, Йохан, этот доктор пацифист. Неужели вы всё еще дружите?
– Мы вместе прошли войну.
– Понимаю. Но сейчас идет другая война. А он, похоже, дезертировал.
– У него свои взгляды.
– А он случайно не коммунист?
– Нет. Беспартийный.
– Тоже плохо. В наше время главные преступники это равнодушные.
– Он не равнодушный. За Германию Йохан переживает не меньше нас с тобой. Но партии, как он сам говорит, не для него.
– И много ли он уже сделал для Германии один, без партии?
– Я не знаю.
В комнату вошел Отто, прервав неловкий разговор. Его рука по локоть была мокрой.
– Эй, Вилл, у тебя смыв не работает. Я ковшом хотел смыть, но уронил её прямо в унитаз. Еле вытащил! – растерянно сказал Отто, отчего Вилл и Генрих весело загоготали, забыв о неприятном разговоре. Это был один из талантов Отто – своей глупостью спасать положение.
– Давай обтирайся и пошли. Нам уже пора, – сказал Генрих отсмеявшись.
Сегодня они охраняли выступление очередного оратора посвященному плачевному состоянию экономики, сельского хозяйства, внутренним и внешним врагам. Как и полагалось, очень эмоционально он произносил речь и в завершении сказал: «Мы не хотим низкие цены на хлеб. Мы не хотим высокие цены на хлеб. Мы не хотим неизменные цены на хлеб – мы хотим национал-социалистические цены на хлеб» – Бурные овации. «А сколько это всё-таки в марках?» – задавался вопросом Вилланд стоя в оцеплении.