— Нам придется долго работать вместе, — сказал я, — почему бы нам не поладить?
— Замечательная мысль, — согласился доктор Пайк.
Мы с первого взгляда почувствовали друг к другу отвращение, но у него было передо мной преимущество — воспитание и образование. Поэтому он тяжело сглотнул и постарался стать еще любезнее.
— Значит, эта коробка с… — он оборвал фразу, чтобы я закончил предложение.
— Яйцами, — поставил я точку. — Коробка с яйцами.
— …может прийти через один-два дня.
— Это не соответствует полученным мной инструкциям, — сказал я.
— Возможно, — сказал доктор Пайк. — Но различные сложности не позволяют точно назначать сроки. Люди, которые этим занимаются, не из тех, кому можно диктовать…
Его английский был великолепен, без малейшего акцента. Так мог бы говорить иностранец, прилежно изучавший язык.
— Да? — вставил я.
Пайк улыбнулся сжатыми губами.
— Мы профессионалы. От нашего поведения зависит наше существование. Главное — не делать ничего неэтичного.
— Главное, чтобы официально было отмечено, что мы не делаем ничего неэтичного.
Пайк усмехнулся.
— Пусть будет по-вашему, — согласился он.
— Договорились, — подвел я черту. — Когда будет готова ваша коробка?
— Разумеется, не сегодня. Вы знаете парк Сент-Джеймс? Там вокруг детской песочницы есть несколько лавочек. В субботу днем, в четыре сорок пять встретимся возле них. Вы спросите, нет ли у меня газеты с ценами фондовой биржи, я достану «Файнэншл Таймс» и скажу: «Можете несколько минут почитать». Но если у меня будет журнал «Лайф», не заговаривайте со мной. Это предупреждение об опасности.
Пайк поправил желтый галстук-бабочку и кивком головы показал, что я свободен.
Боже мой, подумал я, чем они занимаются?! Но кивнул так, словно моей обычной работой было разгадывание таких вот шарад, и открыл дверь.
Пайк проводил меня словами:
— …продолжайте принимать таблетки и приходите на прием через неделю…
Это было сказано ради двух божьих одуванчиков, которые сидели в приемной. Пайк беспокоился зря. Выходя, я услышал, как он орал изо всех сил, пытаясь привлечь внимание своих престарелых клиенток.
Я разумно предположил, что эти парни, затеяв такой цирк, могут и установить за мной слежку. Поэтому взял такси, дождался, когда мы попали в дорожную пробку, быстро расплатился с водителем и поймал другое такси, ехавшее в противоположную сторону. Такая тактика, если ее правильно применять, очень помогает оторваться от «хвоста», особенно если сам он сидит в машине.
Перед ленчем я уже был в конторе.
Я доложил обо всем Долишу. Он обладал тем непреходящим и неувядающим качеством британского чиновника, которое вырабатывается на боевом посту и внушает доверие местным жителям. Единственное, что интересовало Долиша в жизни помимо антиквариата, которым была забита контора возглавляемого им подразделения, было изучение и выращивание садовых растений. Я предполагаю, что между этими интересами имелась какая-то тайная связь.
Долиш ел сэндвичи, принесенные из кулинарии, и донимал меня вопросами о Пайке и Харви Ньюбегине. Мне показалось, что он слишком уж серьезно воспринял все происшедшее, но хитрый старый черт Долиш мог располагать такой информацией обо всем этом, к которой у меня доступа не было. Когда я сказал, что согласился для Харви Ньюбегина работать на полставки, Долиш неожиданно произнес:
— Ну, в этом вы не солгали, не так ли?
Он откусил кусок сэндвича с солониной и протянул:
— Знаете, что они сделают дальше?
— Нет, сэр, — ответил я. Я действительно не знал этого.
— Они пошлют вас в свою школу, — он кивнул головой, как бы подтверждая догадку. — Когда предложат, соглашайтесь. В этом есть смысл.
Долиш уставился на меня. Что-то маниакальное проявилось в его лице. Я кивнул. Долиш процитировал что-то отдаленно знакомое:
— Если я сказал ему раз, значит, я сказал тысячу раз.
— Да, сэр, — отозвался я.
Старый черт нажал на кнопку селектора:
— Если я сказал ему раз, значит, я сказал тысячу раз. Мне не нравится этот хлеб с тмином.
Из динамика донесся голос Алисы, похожий на бесстрастную магнитофонную запись:
— Один — круглый пшеничный хлеб, другой — круглый ржаной с тмином. Очевидно, вы съели не те бутерброды.
— Я тоже не люблю хлеб с тмином, — вмешался я в их беседу.
Долиш одобрительно кивнул мне, и я повторил эту фразу в селектор громче и четче.