Выбрать главу

— Он, наверное, у себя в конторе, — заявила она. — Не хотите ли пойти к нему туда?

Лондон сообщал, что конторы у Каарна не было, а Лондон не мог ошибиться.

— Непременно пойду, — сказал я.

— У вас бумаги или просто записка?

— И то и другое, — ответил я. — Бумаги и записка.

Она направилась к лифту, повернувшись в пол-оборота ко мне и продолжая разговор:

— Вы работаете на профессора Каарна?

— Временами, — сказал я. На лифте мы спустились молча. У девушки было ясное, спокойное лицо, безупречный цвет кожи. Думаю, это от мороза. На губах — никакой помады, лицо чуть припудрено, а глаза немного подведены черным карандашом. Небольшие пряди выбивались из-под меховой шляпки и ложились на плечи. Она была блондинка. В вестибюле она взглянула на мужские часы, которые носила на руке.

— Почти полдень. Нам лучше подождать, когда кончится ленч.

— Давайте сначала завернем в его контору. Если его там не окажется, мы позавтракаем где-нибудь поблизости, — предложил я.

— Это невозможно. Его контора находится в бедном районе рядом с автотрассой 5, дорога Лахти. Там и поесть негде.

— Что касается меня…

— …вы не голодны. — Она улыбнулась мне. — Но я голодна, так что, пожалуйста, пригласите меня на ленч.

Она нетерпеливо схватила меня за руку. Я пожал плечами и побрел в сторону центра, бросив взгляд на открытое окно квартиры Каарна. В доме напротив в ожидании мог бы сидеть стрелок с оптической винтовкой. Правда, в этом климате окна с двойными стеклами заклеиваются на всю зиму, и прождать можно долго.

Мы шли по широкой улице, по образцово подметенным тротуарам. На обочинах высились груды неподатливого льда, напоминающие японские сады камней. Надписи были неразборчивы и непонятны, за исключением таких как «Эссо», «Кока-Кола» и «Кодак», вклинившихся между финскими словами. Небо становилось все серее и ниже, и когда мы входили в кафе «Каартингрилли», снова посыпались снежные хлопья.

«Каартингрилли» — длинное узкое помещение — было заполнено теплым воздухом, пропитанным запахом кофе. Половина стены выкрашена в черный цвет, другую половину занимают огромные окна, за которыми открывается красивый пейзаж. Отделка — дерево и медь. Все кафе было заполнено молодежью, кричащей, флиртующей и пьющей кока-колу.

Мы сели в дальнем углу, из которого была видна стоянка с белыми от снега машинами. Без своего тяжелого полушубка девушка выглядела значительно моложе, чем мне показалось. Вообще, Хельсинки заполнен девушками со свежими лицами, рожденными после возвращения солдат домой. 1945 год оказался годом самых красивых финнов. Интересно, была ли эта девушка одним из достижений этого времени.

— Лайам Демпси, гражданин Эйре, — представился я. Эйре — «домашнее» название Ирландии, хотя некоторое время она и официально так называлась. — Я собираю материалы для профессора Каарна в связи с переводом денежных средств из Лондона в Хельсинки. Большую часть времени я живу в Лондоне.

Она протянула через стол руку, и я пожал ее.

— Меня зовут Сигне Лайн. Я финка. Раз вы работаете на профессора Каарна, мы поладим, потому что профессор Каарна работает на меня.

— На вас, — подчеркнул я.

— Не лично на меня, — она улыбнулась. — На организацию, которая меня наняла.

— Что же это за организация? — спросил я. К нашему столику подошла официантка. Сигне сделала заказ на финском, не спрашивая меня, чего я желаю.

— Все в свое время, — сказала она.

На улице ветер гнал снег волнами. Человек в яркой вязаной шапочке с помпоном, с трудом передвигаясь и пригибаясь от ветра, нес автомобильный аккумулятор и старался не поскользнуться на твердом блестящем льду.

Наш ленч состоял из холодных бутербродов с мясом, супа, пирожных с кремом, кофе и стакана холодного молока, которое является национальным напитком финнов. Сигне вгрызалась во все это, как циркулярная пила. Но еще и успевала спрашивать меня о том, где я родился, сколько я зарабатываю и был ли я женат. Она задавала вопросы бесцеремонно и озабоченно, как это делают женщины, если очень заинтересованы в ответах.

— Где вы остановились? Почему вы не едите свое пирожное?

— Я нигде не остановился, а пирожные с кремом мне нельзя.

— Хорошо, — сказала она, потом обмакнула палец в шоколадный крем и поднесла его к моим губам, склонив голову набок так, что ее длинные золотистые волосы упали на лицо. Я слизнул крем.