— Это вопрос принципа, — пояснил я.
— Да, — сказал Харви. — Спасибо.
— Я оставлю тебя здесь, а сам уеду около одиннадцати, — сказал я. — Мне предстоит работать всю ночь.
— Что-то случилось?
— Нет, — соврал я. — Просто ночное дежурство. Меня назначили, пока я был в отъезде. Вообще нам, работающим на полставки, достается все самое худшее. Я вернусь примерно в полдень. Ты еще будешь?
— Мне бы хотелось остаться дня на три.
— Нет проблем, — сказал я. — Это меня устраивает.
Харви взял минорный аккорд.
— Что касается Сигне, — сказал Харви. — Знаешь, она очень уважает тебя.
Я не обратил внимания на эту заявку.
— Мне бы хотелось, чтобы мы вместе съездили в Хельсинки. Помоги мне уговорить ее. Я хочу, чтобы она была со мной. С твоей помощью, я уверен, мне это удастся.
Все шло слишком хорошо. Слишком легко, чтобы я воспринял это всерьез. Может быть, моя роль представилась мне в новом свете?
— Не знаю, Харви, — замялся я.
— Я больше не попрошу тебя ни о чем, ни о каких одолжениях, — сказал Харви. — Никогда. И ты станешь крестным отцом нашего первого ребенка.
Он сыграл начало «Свадебного марша» Мендельсона.
— Ну хорошо, — решился я. — Мы поедем в Хельсинки вместе.
Харви взял несколько торжественных аккордов.
23
Я оставил Харви в квартире одного. Я был уверен, что он никуда не выйдет без меня, но сомневался, правильно ли я поступил, отозвав агента, наблюдавшего за моей квартирой. Из машины я позвонил в контору по радиотелефону. В мое распоряжение поступали Харримен и дежурный офицер. Дежурным сегодня был Чико.
Я позвонил Долишу и сказал, что хочу блокировать кражи из института микробиологических исследований. Для этого необходимо арестовать агента, работающего в экспериментальной лаборатории. Арест мы запланировали на утро. Что касается Пайка, то я вызвался доставить его в тюрьму сам.
— Пришлите за Пайком ко мне примерно в три часа ночи, — попросил я Долиша. — К этому времени я надеюсь получить его письменные показания.
— И что это будет за история? — поинтересовался Долиш.
— История без начала, — неловко сострил я.
— Как раз такую историю можно слушать без конца, — засмеялся Долиш. Ему нравились мои шутки.
Я отправился в загородный дом Пайка вместе с Харрименом и Чико. Ночью похолодало, и ветер неистово хлестал по стеклам машины. Дом Ральфа Пайка казался заброшенным, зато подъездные дорожки к особняку доктора Феликса Пайка были забиты машинами самых разных марок. В доме горели все окна, шторы на окнах были раздвинуты, и желтый свет лежал на лужайке перед домом.
В зале для приемов пили и разговаривали люди в вечерних костюмах, а в дальнем конце танцевали пары под музыку проигрывателя со стереоколонками. Слуга-испанец бросился было открывать перед нами двери, но заметил, что на нас не было вечерних костюмов.
— Вы поставили машину в неположенном месте, — сказал он.
— Здесь нет другого подходящего места, — ответил я, и мы вошли в дом без дальнейших церемоний.
— Где доктор Пайк? — спросил я у испанца.
— Он, наверное, занят, — ответил слуга. — Хозяин не докладывает мне, где он находится.
— Топай отсюда, — грубо сказал я. Он повернулся и повел нас сквозь шум гостей и сигарный дым. Харримен и Чико разглядывали гравюры на стенах и решительно отмахивались от подносов с коктейлями. Появился Пайк — в смокинге темно-бордового цвета с шелковой отделкой и набивными плечами. Это выглядело так, будто Пайк надел смокинг вместе с вешалкой. Он пригладил свой парчовый жилет и улыбнулся неизменной сжатой улыбкой, словно опасаясь, что его нижняя челюсть может отвалиться.
— Демпси! — воскликнул он, неожиданно встретившись со мной взглядом, как будто раньше не заметил меня из другого конца комнаты. — Чем обязан?
Я не ответил.
— Доктор Пайк? — повернулся к нему Харримен. — Доктор Родни Феликс Пайк?
— В чем дело? — воскликнул Пайк. Он поднял руку к горлу и потискал галстук-бабочку.
— Вы — доктор Пайк? — терпеливо переспросил Харримен.
— Да, — ответил Пайк. — Но вы, черт возьми…
— Думаю, нам лучше поговорить в более удобном для этого месте, — громко предложил Харримен, перекрывая чертыхания Папка. Минуту они молча разглядывали друг друга.
— Очень хорошо, — сказал наконец Пайк, повернулся и стал подниматься по лестнице.
— Джонсон, — окликнул он слугу, — пришли шампанское и цыплят на четверых в мой кабинет.
Только Пайк мог звать Джонсоном слугу-испанца.