— Не делай этого, будь умницей. Выпей чаю, пока он не остыл.
— Я — леопард. Я хитрый и свирепый. — Голос у нее изменился. — Я не поеду с Харви в Россию.
— Вот и хорошо, — похвалил я Сигне.
— Харви сказал мне, что ты считаешь это замечательной идеей.
— Ну знаешь ли! — сказал я. — Харви очень привязан к тебе, Сигне.
— Очень привязан, — пренебрежительно бросила она. — Леопарду этого мало.
— Хорошо, — поправился я, — он безумно, страстно и отчаянно любит тебя.
— Не преувеличивай. Это слишком эксцентрично. Не надо подводить к тому, что у него не все в порядке…
— Ну извини, — сказал я. — Если бы ты испытывала к нему такие же чувства, тебя бы не смутили мои слова о безумии и страсти.
— Ах, вот оно что! Ты заботишься о Харви. Все это время ты его просто жалел. Я торчу тут с вами, думая, что ты меня ревнуешь, что ты любишь меня, а ты все время жалеешь Харви. Переживаешь, что он попался в сети к такой ужасной девице, как я. Так вот оно что. Вот оно что. Как это я раньше не догадалась?
— Только не плачь, Сигне, — попросил я. — Ты же хорошая девочка, лучше налей мне еще чая.
— Ты меня больше не любишь?
— Люблю, — ответил я уверенно.
— В воскресенье, — сказала Сигне, — Харви уезжает в Россию в воскресенье. Поезд в Ленинград отправляется в двенадцать часов дня. Когда он простится с нами и уедет в Россию, все изменится.
— Что именно?
— Все между нами будет по-другому. Ну… ты знаешь.
— Прекрасная мысль, — ответил я. — Но только я собираюсь в Россию вместе с Харви.
— Ты ужасный задира, — произнесла Сигне.
— Не сыпь сахар в мою кроватку.
Сигне подпрыгнула на диване и игриво толкнула меня. Это можно было воспринять как прозрачный намек, но мне было не до секса.
— Я леопард, — снова вскричала Сигне. — У меня длинные и стрррраааашные лапы.
Она прикоснулась своими длинными ноготками к моему позвоночнику и пересчитала грудные позвонки.
— Я — леопард-левша, — уточнила она.
Ее пальцы двигались осторожно, как у археолога, извлекающего хрупкую находку. Она отмерила слева расстояние в четыре пальца шириной и ткнула меня ногтем.
— Ой, — вскрикнул я. — Знаешь что, Сигне? Или иди спать, или добавь кипятку в чайник.
— Знаешь, куда пошел Харви? — Она потерлась головой о мое плечо. Лицо у нее было липкое от кольдкрема.
— Не знаю и знать не хочу, — заявил я, поняв, что она собирается открыться мне.
— Он пошел на свидание с доктором из Англии. — Она помолчала. — Теперь ты слушаешь?
— Да, — признался я.
— Некая миссис Пайк — женщина-врач — привезла несколько зараженных вирусом куриных яиц.
Она думает, что яйца отправятся в Америку, но Харви должен взять их с собой в Россию, иначе русские не примут его.
Наверное, думал я, она успела забрать новый контейнер у агента в Портоне до того, как его арестовали. При постоянной температуре с яйцами ничего не случится, а миссис Пайк, конечно, знала об этом.
— Харви спятил, — сказал я, — что всем делится с тобой.
— Я знаю, — ответила Сигне. — Леопарды хитры, безжалостны и не заслуживают доверия.
Она потянулась через меня к светильнику у изголовья. Эта чертова пижамная куртка была ей слишком велика. Свет погас.
— Как леопард — леопарду, — шепнул я ей. — Запомни, что бабуины — единственные звери, которые способны обратить нас в бегство.
25
К воскресенью у меня все было готово. Я отправил сообщение в Лондон и получил визу для поездки в Ленинград. Харви обрадовало, что я согласился поехать с ним.
В воскресенье мы встали поздно. Харви и я медленно упаковывали чемоданы. Сигне пила кофе и слушала по радио футбольный матч между английскими командами, отмечая ставки в своей финской футбольной карточке. Она проиграла. Ее подвела «Лидз Юнайтид», которой не удалось сыграть вничью. К этому времени чемоданы были упакованы. Позавтракали мы на вокзале. Ресторан находился на первом этаже, и отсюда хорошо был виден центральный зал вокзала с киосками, торгующими рубашками, цветами, гамбургерами, сувенирами, журналами «Меканикс Иллюстрейтид» и «Плейбой».
Двое полицейских в синих плащах и меховых шапках прочесывали ряды скамеек в поисках бродяг, еще один полицейский агент в штатском прислонился плечом к стенке камеры хранения и ел сосиску. Чистильщик обуви изучал ботинки прохожих. Дальше, у холодных платформ, выстроились поезда. Темные коричнево-серые вагоны, отделанные тонкими деревянными полосами, были высокие, угловатые и с дюжиной больших безобразных вентиляторов на крыше каждого загона. В хвосте последнего поезда были прицеплены три красных металлических вагона, из труб которых струился легкий темный дымок. Под большими окнами тянулась желтая полоса с гербом Советского Союза и белой надписью «Хельсинки — Москва».