Харви углядел в этом жесте угрозу.
— Без грубостей, — заявил он. — У меня под рубашкой четыре активированных яйца. Это самые удачные из партии в тысячу двести штук. Конечно, ваши парни смогут их восстановить. Но ты же понимаешь, что они не поверят истории, которую ты расскажешь, объясняя, как они разбились.
Я кивнул.
— Так вот — яйца у меня под рубашкой. Эти вирусы живут благодаря теплу моего тела. Стоит мне лишь прокатиться животом по сиденью, как на мне окажется яичница. Лучше мы сделаем по-другому. Ты приедешь со мной в Ленинград, где их парни воспроизведут этот вирус, а затем отдадут тебе четыре новых яйца в старой упаковке. Ты доставишь их в Лондон. Как тебе такая сделка?
— Паршиво, — уныло ответил я. — Но в данный момент я ничего лучшего предложить не могу.
— Молодчина! — сказал Харви. Он допил холодный чай и снова смотрел на пролетающие в окне пейзажи. — Я и правда рад, что ты решил поддержать меня. Я с тревогой ждал твоего выбора.
Поезд останавливался на каких-то полустанках и снова трогался в путь все ближе к границе. Харви задумчиво смотрел в окно на громыхающий мимо товарняк.
— Поезда, — сказал он. — Когда-то они выглядели очень торжественно и важно. Помнишь все эти двухосные буферные вагоны, поезда-холодильники с вентиляторами… Помнишь старую систему железнодорожных сообщений?
— Мы несколько углубились в прошлое, — сказал я.
Харви кивнул в ответ.
— Хорошо, что тебе известно, что это Сигне убила русского курьера. — Он улыбнулся мне и медленно выдохнул дым, который окутал его, как дымовая завеса. — Теперь ты знаешь, какова Сигне.
— Ты же говорил, что она все придумывает, — ушел я от прямого ответа.
— Нет, черт побери, — сказал Харви, затянувшись сигаретой. — По-моему, наше расставание огорчило ее даже больше, чем меня. Гораздо больше.
За окнами вагона пошел снег.
— Эта зима, — сказал Харви, — самая кошмарная изо всех зим на моей памяти.
— Так кажется только с твоей полки, — сказал я.
Поезд тряхнуло и он снова остановился. Это была Вайниккала — пограничная финская станция.
В вагоне несколько пассажиров направились к выходу.
— Пойдем выпьем кофе, — предложил я Ньюбегину. — Мы простоим здесь минут двадцать, пока будут цеплять русский локомотив. Последнюю чашку настоящего кофе.
Харви не двинулся с места.
— Последняя чашка настоящего кофе, Харви, — повторил я. — Воспоминание на всю жизнь.
Харви ухмыльнулся и осторожно, чтобы не разбить яиц, надел пальто.
— Только без шуток, — предупредил он.
Я поднял руки вверх жестом сдавшегося в плен.
— Какие уж тут шутки, — сказал я, — когда кругом столько финнов.
Русский проводник поднял голову от печки и усмехнулся, когда Харви заговорил с ним по-русски и сказал, чтобы тот не уезжал без нас и что мы выпьем еще чая с московским печеньем.
— Зачем тебе чай и печенье? — спросил я. — Мы же прямым ходом направляемся в буфет.
— Тебе вовсе не обязательно пить этот чай, — сказал Харви. — Но старина немного подрабатывает на нем, чтобы иметь деньги на расходы в Финляндии.
— Похоже, он вполне неплохо подрабатывает, — заметил я, — если судить по бутылке джина, что была у него в руках.
— Это подарок, — сказал Харви. — Он сказал, что бутылку ему подарил кто-то из пассажиров.
Харви явно гордился тем, что говорил по-русски.
Мы выпили кофе в большом станционном буфете. Там было чисто, тепло и светло — та санитарная скандинавская атмосфера, которая так хорошо сочетается с пейзажем за окном, напоминающем рождественские открытки. Потом мы стояли на платформе под падающим снегом и следили за маневрами локомотива — огромной зеленой игрушки с ярко-красными колесами и красной звездой посередине. Он аккуратно принял состав, от которого уже отцепили финские вагоны.
— Что дальше? — спросил Харви.
— Скоро советская таможня. Сотрудники иммиграционной службы сядут в поезд, чтобы выполнить все формальности, пока мы будем ехать по приграничной зоне. В Выборге к поезду прицепят дизельный локомотив и несколько дополнительных вагонов местного сообщения, следующих в Ленинград.
— Значит, как только я войду в вагон, можно считать, что я устроился так же хорошо, как в самой России?
— Или так же плохо, как в самой России, — сказал я, поднимаясь по ступенькам.