После полудня мы принялись за дела: ознакомились со снаряжением покинутого лагеря, связали сети для ловли обезьян и подготовились к вечеру. Все были счастливы. Тем более что и немецкие консервы оказались съедобными, и водка отличной. Только мне было не по себе. Мной снова овладел безотчетный страх. Не знаю, чего я боялась. Доктор и патер пребывали в восторге от того, что у них появились шансы на успех, и забыли, что этим шансам они обязаны бессмыслице (по мнению одного) и чуду (по мнению другого). Только я не переставала обо всем раздумывать. Думала и о том, почему меня снова охватил страх. Мне казалось, будто кто-то все время смотрит на меня, будто кто-то ходит за мной. Но кто? Мне было очень плохо.
Только во время обеда я заметила его. Сегодня, впервые за долгое время, доктор Миллер сварил горячую еду, и мы все сошлись вокруг костра. И тут я снова ощутила на себе этот взгляд. Я было повернулась в сторону леса, но вдруг решила посмотреть вверх и подняла голову. Там, на вершине дерева, висела большая светлая человекообразная обезьяна. Она держалась за ветку только одной рукой и внимательно следила за каждым нашим движением. Я точно окаменела и не могла пошевелиться.
— Что с вами, дитя мое? — спросил патер Дилоуби.
У меня словно язык прилип к гортани. Тогда патер тоже поглядел вверх. Все мы застыли недвижимо, как и негры, которые никогда в жизни не видели такой обезьяны.
— Внимание… тише… — предостерег нас доктор и скрылся в палатке.
Между тем обезьяна спустилась по лиане с дерева и медленно, на четвереньках приближалась к нам, делая круги. Негры упали на колени, решив, что сам лесной бог пришел их покарать.
Но в этот момент откуда-то вынырнул доктор Миллер и набросил сзади сеть на обезьяну. Шимпанзе сразу же перестал метаться. Теперь даже мне Миллер показался чародеем. К вечеру он построил деревянную клетку, отыскал где-то большой висячий замок и запер обезьяну.
— Вот это добыча! — говорил он. — Настоящая сенсация! Зоологические сады будут драться из-за него.
— Но он как-то странно смотрит на меня…
Я все еще была сама не своя. Даже не предполагала, что обезьяны могут до такой степени походить на людей. Мне не хотелось подходить к клетке, да и негры не отваживались на это.
— Они обратили вас в свою веру? — смеялся доктор.
— Странно только одно, — заметил патер, который немного завидовал доктору и не слишком-то радовался его успехам, — что я в жизни не слышал о светлых шимпанзе. Да к тому же еще без волос на теле!
— Значит, вы очень мало в жизни слышали, — усмехнулся доктор с превосходством естествоиспытателя, — знаменитая самка шимпанзе Масука из берлинского зоосада была абсолютно лысая, точно Гай Юлий Цезарь…
— Но у этой обезьяны совершенно особенные надбровные дуги… — продолжал патер. — И нижняя челюсть у нее такая же, как у вас или у меня… посмотрите…
Мы сидели рядом с клеткой. Шимпанзе все время смотрел на меня, хотя был связан веревками, точно новорожденный свивальником.
— Не станете же вы утверждать, что это человек? — засмеялся доктор и швырнул в зверя дымящуюся сигару.
Зверь заревел от боли.
— Может быть, вы считаете его человеком? — со смехом спросил Миллер, когда мы отбежали от клетки. — Природа могущественна. Возможно, это какая-то мутация, какой-то переходный вид, кто знает. Этот экземпляр прославит нас. Не хотите ли выпить? — пригласил он меня, останавливаясь перед входом в палатку.
— Нет, — ответила я.
Я хотела домой. Слишком уж много неожиданного встретилось нам в этом путешествии…
Но самая большая неожиданность ждала нас на другое утро. Клетка была пуста. Веревки, которыми нам удалось вчера связать шимпанзе, валялись на земле. Патер Дилоуби поднял сбитый замок.
— Он использовал в качестве рычага обгорелую палку… Никогда не слыхал, чтобы шимпанзе были взломщиками…
Ни слова не говоря, доктор вытащил из кармана тяжелый пистолет.
— Подождите, Миллер, опомнитесь. Я не допущу, чтобы вы совершили преступление. Неужели вы не понимаете, что собираетесь убить человека? И к тому же человека, которому мы обязаны спасением? Кто же еще прорубил нам дорогу сквозь заросли лиан? Теперь я знаю — это не было чудом. Нас спас юный барон Хоппе, которого вырастили обезьяны… — И патер отбросил носком башмака перегрызенные веревки. — Это такой же человек, как и мы с вами.
— Кто? — Я не могла удержать восклицания.
Но доктор будто и не слыхал слов патера. Он не хотел отказываться от своего намерения и стал подстрекать к бунту наших негров. Те пали перед ним на колени, дрожа от страха.
Вдруг мы увидели, что к нам спокойно приближается наш пленник в костюме доктора Миллера, очевидно, похищенном ночью. Он не боялся огня. И был сложен, точно Адонис.
Но доктор все же выстрелил в него. Тот взглянул на нас, ничего не понимая. Потом бросился бежать в джунгли. Я выбила пистолет из рук Миллера.
— Убийца! — крикнула я и бросилась вслед за бароном.
Я бежала за ним в джунгли, впервые в жизни бежала за мужчиной. Страх у меня исчез. Вдруг мне пришло в голову: вот это партия! Где я еще найду такого красавца и силача да к тому же аристократа? На бегу я сорвала с лица сетку, совсем забыв про це-це. Я должна понравиться ему!
Он стоял на ветке, совсем низко. Мгновение мы смотрели друг на друга. Мне захотелось ему что-нибудь сказать.
— Вернитесь! Произошла ошибка! Мы все благодарны вам… — прошептала я.
Он засмеялся. Я могла бы поклясться в этом. Голос у него был низкий и смех прекрасный. Потом он прыгнул ко мне, перекинул меня через плечо. Закрыв глаза, я в страхе вцепилась в него и только временами посматривала вниз. Мы перелетали с дерева на дерево, с ветки на ветку, как будто у моего похитителя выросли крылья. Только теперь я поняла, что наделала. Кто знает, куда он унесет меня. Но было уже поздно. В конце концов я почувствовала под ногами что-то прочное и отважилась открыть глаза.
Мы стояли на вершине высокого дерева, площадка, где мы находились, была огорожена чем-то вроде перил. На расстоянии протянутой руки росли бананы, кокосовые орехи и орхидеи, внизу блестело озеро, а вокруг вились стаи колибри, пестрых птичек, — одни побольше, другие поменьше, а самые крохотные были величиной со шмеля. Синее небо раскинулось над нами, а прямо перед глазами над кронами деревьев вздымался высокий хребет, вершины которого покрывал вечный снег. Всюду была тишина и покой. Я посмотрела на барона.
— Прежде всего придется его побрить, — сказала я себе.
Обезьяний ад
Казалось, сбылось все, о чем только можно было мечтать. У меня был красавец-муж, аристократ, и мы с ним жили в раю, в буквальном смысле слова. Конечно, я и раньше знала, что обезьяны устраивают гнезда в кронах деревьев. Но у нас было не обезьянье гнездо. Отнюдь нет. Барон — я все еще не придумала для него имени — принес туда уйму вещей из покинутого отцовского лагеря. В первую очередь два длинных штыка от немецких военных винтовок, заменивших ему настоящие клыки здесь, где все звери пускают в ход зубы. Было там также несколько книг с картинками, которые барон Хоппе взял с собой в дорогу для сына. С нихто мы и начали. Он постепенно вспоминал человеческую речь, восстанавливая представления об основных вещах. Таким образом в промежутках между любовью и поглощением тропических лакомств я стала учительницей и одновременно миссионеркой. Ведь мечта каждой женщины — воспитать мужа по-своему. Здесь мне представилась такая возможность. Этот человек мог стать для меня надежной защитой, и я уже ничего в жизни не буду бояться, никогда не почувствую себя одинокой, преследуемой, гонимой.