— И вы тогда были "счастливы"? — спросил я.
— Тогда мне было очень грустно, совсем как сейчас…
Дыхание у него несколько улучшилось, но оставалось неритмичным и поверхностным. Это плохой признак. Врачи уже отказались от него и передали его нам. Я вспомнил, как мой отец, умирая, ушел к себе в кабинет — хотел остаться один. И потому ожидал, что этот человек вот-вот выгонит нас. Но, видимо, наше присутствие было ему приятно. В первую очередь присутствие моей жены. Он взял ее за руку. Я уже давно не делал этого.
— Ведь что-то заставило вас все это переживать! У вас было много женщин, а счастья не было. И теперь вы пугаетесь того, что ваша жизнь кончается. Почему? Чего вы не успели сделать, чего не успели пережить?
— Человек, который знает, что через две недели его повесят, отлично может сосредоточиться, — грустно улыбнулся Пержинка. — Так говорил доктор Джонсон.
Я не знаю, что такое "повесят", вероятно, это какой-то вид насильственной смерти. А доктор Джонсон, должно быть, один из его космонавтов. Меня обрадовало, что капитан сам потянулся к нашему прибору и приложил его к своему вестибулярному аппарату.
На экране появилась детская площадка, и на ней девятилетний капитан Немо. Он забил гол, и по этому случаю весь тайм больной улыбается. Капитан растет, ведет мяч по полю, команда вдруг превращается в его более поздних противников, появляются его помощник, старший биолог и, наконец, я сам. Моя жена расхохоталась, увидев, как смешно я прыгаю а толпе, мелькавшей на экране. Потом толпа, стоя в грязи, начала приседать и подпрыгивать.
— Тебя это смешит? — проворчал я, на этот раз шепотом.
— Тебе нравится, что этот экземпляр нашего типа homo sapiens считает величайшим счастьем, раем, о котором он мечтал, сведение счетов с людьми, обидевшими его? Это рай в представлении людей каменного века, времен кровавой мести. Не знаю, стоит ли тратить силы на этого человека? Может быть, лучше прекратить наш опыт?
Когда я увидел на экране, что капитан Немо кричит на меня, что он подошел ко мне и вдруг стал на целую голову выше меня и вообще гораздо сильнее, мной неожиданно овладел какой-то безотчетный страх, и я выключил прибор.
Немо сразу проснулся. Я решил поговорить с ним откровенно.
— Послушайте, вы боитесь умереть, так как не знаете, что будет после смерти. Мечтаете о каком-то рае, хотите быть "счастливым". Выбирайте. Ради вас я целыми неделями изучал литературу. Хотите пить из реки забвения, как греки? Хотите амброзию и нектар или белокурых богинь в Валгале? Хотите быть в состоянии постоянного опьянения после смерти, как мечтали индейцы? Можете получать все, включая мед и вино. Ведь представления вашей эпохи о рае и счастье были так примитивны, что один из величайших философов тех времен заявил, будто счастье в том, чтобы почесаться, когда чешется. Хотите почесаться? Пожалуйста! Я не понимаю, чего вы хотите. Не знаю, чего боитесь… — Теперь я кричал на него. Злился так же, как он только что злился на меня в своих видениях. Капитан мог уже только шептать.
— В тех же местах, где мы открыли роботов-двойников, — заговорил он, — была еще одна планета, которая тоже достигла высокого технического уровня. Ее погубила ругань. Вы помните, что такое ругательства? У них был блестящий ученый, вроде вас, который автоматизировал всю планету. Каждому живому существу он придал машину, подчинявшуюся распоряжениям из центра. Однажды, разозлившись, он прошептал этому центру: "Катитесь вы…" Тяжелые машины, совершенно лишенные чувства юмора, немедленно так и сделали — покатились не глядя куда. И все жители этой планеты были задавлены собственными машинами, пали жертвами собственной логики. Я не решаюсь повторить слова этого ученого, уважаемый… — он усмехнулся и вытер пот со лба.
Мне показалось, что мы лишь отравляем ему последние минуты. Поэтому я не возражал, когда жена выгнала меня из палаты.
О том, чем дело кончилось, мне известно с ее слов.
— Мы хотели бы знать, — тихо сказала она ему, — совершенно простую вещь. Бывали у вас моменты, когда вам казалось, что вы готовы умереть?
— Да. Когда я был очень счастлив.
— А когда вы были счастливы?
Он задумался. Очевидно, ему пришлось долго вспоминать.
— В пятнадцать лет, когда впервые поцеловал девушку…
— А потом?
— Потом во время отпуска, когда собственными руками смастерил в нашей хате очаг…
Моя жена не знала, что такое очаг, но продолжала спрашивать.
— Когда исправил регулятор зажигания в гравитационном поле темной звезды во время второй экспедиции, — сказал он и больше ничего вспомнить не мог.
— Я начинаю понимать, что такое ваше "счастье", — сказала моя жена. — Любовь и творчество. Или то и другое вместе. Вы испытали это трижды в жизни. А мы все время живем этим. Создаем новые механизмы, произведения искусства, всегда вдвоем, рука об руку, такова вся наша жизнь. Поэтому мы и не говорим о счастье. Мы испытываем его постоянно. В конечном счете, в этом и ваша заслуга. Вы создали для нас такую жизнь. И можете быть среди нас…
Она протянула ему электроды нашего прибора. Он отрицательно покачал головой, казалось, впервые не чувствуя страха.
— Мне достаточно моего очага, — прошептал он. — Теперь я хочу чего-то нового.
И умер. Без прибора. Спокойный и примиренный, как все в наше время.
Примечание
В конце концов капитан, по-видимому, понял, что исчерпал свои творческие возможности, что нельзя бесконечно продлевать жизнь даже в ее наивысшей форме, что смерть — это только слияние с материей и освобождение от бремени индивидуальности. Я сужу об этом по его последней фразе: "Теперь я хочу чего-то нового". Он хотел чего-то такого, чего не мог получить при жизни. Смерти. Я часто вспоминаю о нем и прекрасно его понимаю.
Особенно теперь, когда жена ушла от меня, и я вынужден работать с безнадежно неуклюжим механиком. До сих пор не могу понять, что вызвало наш развод. Я несчастен.
АНГЕЛ СМЕРТИ
Светает. Тени отступают, окружающие предметы ярко окрашиваются, небо становится светло-голубым — восход смерти. Через несколько часов подымающаяся на небосклоне звезда вспыхнет ослепительно белым светом, во много раз увеличится, зальет небо расплавленной ртутью, высушит поверхность этой планеты, сожжет все и сольется со своим раскалившимся спутником в единую гигантскую сверкающую массу.
Я знаю это наверняка: ведь из-за этого-то мы сюда и прилетели. Несколько дней назад нам, в восемнадцатый округ Галактики, сообщили, что должна вспыхнуть переменная звезда Альфа-4 Каменного острова. Поскольку ученые полагали, что у этой звезды есть несколько планет, на которых возможна жизнь, нам было приказано отправиться в путь. Я сгорал от нетерпения. С нашей станции давно уже не летали ни к одной Новой, так как эти полеты считаются особенно опасными. А я. работаю всего первый год и еще не пережил ни рдного приключения.
У Альфы-4 Каменного острова — девять планет. Три из них окружены плотным слоем разреженной атмосферы, содержащей кислород, и каждую мы обследовали отдельно. Самые интересные явления отметили на Третьей планете. Часть ее покрыта водой, и мы сначала предположили, что разумные существа живут здесь в мелких морях, как это бывает на иных планетах. Но уже с большой высоты можно было заметить, что некоторые континенты там цивилизованы: виднелись большие скопления зданий и четырехугольники обработанных полей. Кое-где жилища стояли очень скученно; очевидно, городское строительство находилось на примитивном уровне.