Пойми, я просто спросил.
Вам недостает способности к сопереживанию, вы не понимаете, когда нужно прекратить расспросы. Вы не можете представить, каково мне было, если даже рядом с ней я ни на секунду не забывал о нелепом убийстве. О том, что я буду наиболее опасен в состоянии блаженного счастья. Мне приходилось постоянно сосредоточиваться, анализировать свои поступки, все, что я делал, обращать внимание на сиюминутные мелочи, следить за собой каждую секунду, тщательно, почти ритуально контролировать все свои движения, чтобы не превратиться в Эндрю Самозванца. Я больше не могу с вами разговаривать, это слишком больно. Вы не понимаете. Просто произнести ее имя все равно что меня уничтожить. Я и голоса ее теперь не слышу.
При том, что у тебя такой чуткий слух на голоса?
До сих пор мне не составляет труда вызвать голоса давно умерших матери и отца. Могу довольно отчетливо их услышать, пусть и на краткий миг. Я слышу их моральную сущность. Практичность матери. Грустную уклончивость отца. Моральная сущность покойных таится в сохраненных памятью голосах. Это все, что остается от мертвых и по-прежнему является ими — фрагмент голоса, который выражает моральную сущность, несмотря на то что все остальные черты личности исчезли.
Но ее голос, голос Брайони, пропал? Его ты не слышишь? Может быть, поэтому я и не могу ее понять. Я слышу твой голос, вижу обращенные к ней твои чувства и мысли. Получается, что в каком-то смысле за это ответствен твой голос. Она была спортсменкой, а что еще? Училась на математическом? Наверное, они сочетаются — гимнастика и математика. Геометрия на брусьях.
Кто вам сказал, что она училась на математическом? Откуда вы знаете?
Разве ты не…
Вы из ЦРУ?
Эндрю, ты серьезно?
Не знаю, зачем я с вами вообще разговариваю.
У меня есть ощущение, что Марту я будто бы даже знаю из твоего рассказа о ее поступках. Но Брайони мне непонятна.
Она — Брайони — была моложе, еще только обретала себя. Невинно умная. Без притворства. По ее манере нельзя было сказать, что она считает себя красавицей. В ней чувствовалась природная сила, как в подростках. Если что-то ей нравилось, то страстно. У нее были любимые книги, любимые группы. Она прилежно училась. Излагала грамматически правильными предложениями — знаете, какая это редкость в студенческой среде? Она верила в свою жизнь, в свое будущее.
Понимаю.
Марта была ставшей сущностью, а Брайони — становящейся. Нечего сказать — психоаналитик, все вам разжуй. В вас есть жестокосердие человека, который сам не живет. Вы ведь живете опосредованно, через меня, верно? Я зерно для вашей мельницы. Господи! У вас что, собственной жизни нет?
В общем, нет.
У меня возникли вопросы насчет последовательности событий. Когда вы с Брайони поженились?
Никогда.
Она же была тебе женой.
Конечно, она была мне женой, только мы не вступали в брак. До этого дело не дошло. Мы не прошли стадию пылкого чувства, которую надо преодолеть, чтобы официально пожениться. Но мы сами считали себя женатыми. И нам не требовалось, чтобы это засвидетельствовал кто-то посторонний. Мы были Энди и Брай. Как-то раз в субботу я пошел на футбол, а там она, конечно, на вершине пирамиды девушек-болельщиц, рыбкой ныряла в руки игрокам после каждой кричалки.
Как же я не догадался…
И он, упырь, играл в команде: нацепив щитки и шлем, выводил своих ребят из раздевалки, с презрением смотрел на защитников, непререкаемо руководил игрой, с толком расставлял своих игроков на поле. Я смотрел, как он сделал бросок на сорок ярдов и мяч, идеально закрученный, прилетел прямо в руки принимающему. Тачдаун. Двадцать тысяч человек вскочили с мест и взревели, оркестр завел победный марш, какой-то идиот в обезьяньем костюме начал отплясывать жигу перед трибунами, а я понял, что вошел в мир могучей племенной культуры и должен хорошенько все продумать, чтобы вырвать ее из этой среды.
Если не ошибаюсь, ты говорил, что упырь тебе не конкурент.
Да, ведь я, как-никак, был Эндрю, субъект с печальными темными глазами. Даже когда я читал провокационные лекции, в глазах у меня то и дело вспыхивали крики о помощи. А Брайони воспринимала это как отражение моей индивидуальности. Преподавательские слабости в аудитории были для нее новым переживанием. Она не сводила с меня глаз, внимательно слушала. [Задумывается.] Я еще старшеклассником знал, что привлекаю женщин. Моя первая подружка была помешана на зоологии и училась на естественно-научном факультете в Бронксе. Она говорила, что у меня глаза лангура. После уроков мы отправлялись к ней домой и ласкали друг друга до прихода ее родителей.