— Думаю, он был влюблен в тебя. Больше я ничего не знаю.
— Он любил меня. Когда он бывал здесь, мы практически каждый день занимались любовью. Но не ночью, ночами он хотел быть один.
Луиза почувствовала, как в ней все чернеет. Хенрик заразил Бланку? И она носит в своей крови смертельный вирус, сама об этом не зная?
— Ты любила его?
— Для меня он не умер. Я испытывала к нему вожделение. Но думаю, не любила.
— Значит, тебе наверняка известно о нем много такого, о чем ты не сказала?
— Что ты хочешь от меня услышать? Как он любил, какие позы предпочитал, делал ли то, о чем не принято говорить?
Луиза почувствовала себя оскорбленной.
— Ничего такого я знать не хочу.
— И я об этом ничего не скажу. Но никто не приходил и не спрашивал о нем.
— Что-то в твоем голосе заставляет меня не верить тебе.
— Ты сама решаешь, чему верить, а чему нет. Зачем бы мне врать?
— Вот и мне интересно. Зачем?
— Я думала, ты имела в виду меня, спрашивая, приходил ли кто-нибудь к Хенрику. Странный способ узнать то, что хочешь узнать, но не осмеливаешься спросить.
— Я не тебя имела в виду. Хенрик никогда не писал о тебе. Это была просто догадка.
— Давай закончим этот разговор, больше не прибегая ко лжи. У тебя есть еще вопросы?
— К Хенрику кто-нибудь приходил?
То, что произошло дальше, явилось для Луизы полной неожиданностью и в корне изменило ее стремление найти ответ на вопрос о причинах смерти Хенрика. Бланка порывисто встала и из ящичка письменного стола вынула конверт.
— Хенрик передал мне его в свой последний приезд. Просил меня позаботиться о нем. Почему — не знаю.
— Что в конверте?
— Он заклеен. Я не вскрывала его.
— Почему ты только сейчас показываешь его мне?
— Потому что он предназначался мне. Отдавая его, он не упомянул ни тебя, ни твоего мужа.
Луиза перевернула конверт. Может быть, Бланка все-таки вскрывала его? Или она говорит правду? Да какое это вообще имеет значение? Луиза вскрыла конверт. Там были письмо и фотография. Бланка перегнулась через стол, чтобы увидеть. Даже не пыталась скрыть искреннее любопытство.
Фотография черно-белая, квадратная, возможно, увеличенный паспортный снимок. Печать зернистая, лицо, обращенное прямо к Луизе, чуть расплывчатое. Черное лицо, красивая улыбающаяся молодая женщина. Приоткрытые губы, белоснежные зубы, волосы, заплетенные в хитроумные косички, плотно охватывают голову.
Луиза перевернула фотографию. Хенрик написал и имя, и число: Лусинда, 12 апреля 2003 г...
Бланка посмотрела на Луизу.
— Я узнаю ее. Она приходила сюда.
— Когда?
Бланка задумалась.
— После дождя.
— Что ты имеешь в виду?
— Ливень, затопивший весь центр Барселоны. Вода затекала через порог. Девушка появилась на следующий день. Хенрик, очевидно, встречал ее в аэропорту. В июне две тысячи третьего, в первых числах. Она прожила здесь две недели.
— Откуда она приехала?
— Не знаю.
— Кто она?
Бланка взглянула на Луизу со странным выражением лица.
— По-моему, Хенрик очень ее любил. Он словно замыкался в себе, когда я ненароком видела их вместе.
— Хенрик что-нибудь говорил о ней после ее визита?
— Ничего.
— А как складывались ваши отношения?
— Однажды он спустился ко мне и спросил, не хочу ли я поужинать с ним. Я согласилась. Еда была невкусная. Но я осталась у него на ночь. Мне показалось, он решил, что все должно оставаться как прежде, до появления девушки.
Луиза выхватила письмо из конверта и начала читать. Привычный почерк Хенрика, когда он писал в спешке, резкие движения ручки, иногда едва разборчивые фразы по-английски. Ни одного приветственного слова Бланке, письмо начиналось сразу, точно вырванное из какого-то неведомого контекста.
Благодаря Лусинде я все отчетливее начинаю видеть, что именно пытаюсь понять. Она рассказала мне о бесчеловечных страданиях, каким людей подвергают во имя жадности, я и не предполагал, что такое возможно. Мне по-прежнему необходимо освободиться от худших своих иллюзий насчет того, что дела в мире обстоят не настолько плохо, как я считал в самые свои мрачные дни. Лусинда способна поведать об ином мраке, жестком и неприступном, как железо. Там скрываются рептилии, отдавшие в залог свои сердца, те, что пляшут на могилах всех, кто умер понапрасну. Лусинда станет моим проводником; если меня долго не будет, значит, я у нее. Она живет в хибаре из цемента и гофрированной жести на задворках разрушенного дома № 10 на Авенида Самора Машел в Мапуту. Если ее там нет, то она в баре «Малокура» на Фейра-Популар в центре города. Работает там официанткой до одиннадцати вечера.
Луиза протянула письмо Бланке, та прочитала его медленно, губами повторяя каждое слово. Потом сложила письмо и положила его на стол.
— Что он имеет в виду, говоря, что она станет его проводником? — спросила Луиза.
Бланка покачала головой:
— Не знаю. Но она, вероятно, много значила для него.
Бланка вложила письмо и фотографию в конверт и отдала его Луизе.
— Оно твое. Возьми.
Луиза сунула письмо в сумку.
— Каким образом Хенрик платил за квартиру?
— Он отдавал деньги мне. Три раза в год. До Нового года платить не надо.
Бланка проводила ее к выходу. Луиза окинула взглядом улицу. На противоположном тротуаре стояла каменная скамейка. Там сидел человек, читал книгу. Только после того, как он не спеша перевернул страницу, Луиза отвела глаза.
— Что ты собираешься делать дальше? — спросила Бланка.
— Не знаю. Но я дам о себе знать.
Бланка порывисто погладила ее по щеке.
— Мужчины всегда сбегают, когда считают, что с них хватит, — сказала она.
— Арон обязательно вернется.
Луиза повернулась и быстрым шагом пошла по улице. Только бы не разрыдаться.
В гостинице ее ждали двое полицейских. Они устроились в креслах, в углу просторного холла.
Заговорил молодой полицейский. Читал записи из блокнота, и понять его английский не всегда было легко.
— К сожалению, мы не нашли вашего мужа, господина Арона Кантора. Ни в больницах, ни в моргах его нет. Равно как и ни в одном из наших полицейских участков. Его данные внесены в нашу оперативную систему. Теперь остается только ждать.
Луиза словно задохнулась, у нее не осталось сил.
— Спасибо вам за помощь. У вас есть мой номер телефона, в Мадриде есть шведское посольство.
Полицейские козырнули и ушли. Она снова опустилась в мягкое кресло и подумала, что теперь потеряла все. Ничего не осталось.
Усталость терзала ее, сводила судорогой. «Надо поспать, — подумала она, — другого выхода нет. У меня все плывет перед глазами. Завтра я уеду отсюда».
Она встала, пошла к лифтам. Еще раз окинула взглядом холл. Там никого не было.
12
Когда поздним вечером самолет поднялся с мадридского аэродрома, ей показалось, будто все эти сотни тысяч лошадиных сил исходили из нее самой. Луиза Кантор сидела у окна, на месте 27 А, и прижималась щекой к стеклу, заставляя самолет взлететь. Она была в подпитии, еще между Барселоной и Мадридом выпила водки и красного вина, не притронувшись к еде. А во время ожидания в Мадриде продолжила возлияния. И только ощутив тошноту, заставила себя съесть омлет. Оставшееся время она нервно бродила по аэропорту. Думала, что обнаружит какое-нибудь знакомое лицо. Растущий страх и убеждение, что за ней все время следят, делали свое дело.
Из аэропорта она позвонила Назрин и отцу. Назрин стояла где-то на улице в Стокгольме, связь никуда не годилась, и Луиза была совсем не уверена, что Назрин действительно поняла насчет квартиры Хенрика в Барселоне. Разговор оборвался, точно кто-то заглушил радиоволну. Луиза еще четыре раза пыталась прозвониться, но голос в телефоне каждый раз просил ее перезвонить позднее.