— Часть моей работы — собирать сведения о людях в бедных странах, строящих широкомасштабные планы. Однажды они с большой долей вероятности обратятся за помощью, попросят денег, ведь объем средств, какими они якобы владели, оказался завышен. Или мы попадаем в центр неосуществленных планов и должны убирать за мошенниками, приехавшими сюда надувать бедняков и наживаться самим.
— Но Кристиан Холлоуэй был богат с самого начала?
— Заглянуть в жизнь богачей весьма трудно. Они располагают необходимыми ресурсами, чтобы установить хитроумные дымовые завесы. Никогда нет полной уверенности, есть ли у человека что за душой или за якобы хорошей ликвидностью на самом деле таится банкротство. Такое случается ежедневно. Гигантские нефтяные компании или концерны вроде «Энрона» внезапно рушатся, словно от невидимых взрывов. Никто, кроме самых посвященных, не знает, что происходит. Они либо сбегают, кончают самоубийством, либо апатично ждут наручников. Словом, вполне достаточно, что в прошлом Кристиана Холлоуэя кудахтали миллионы несушек. Но, как обычно, слухами земля полнится. Домыслы расцвели пышным цветом, когда Кристиан Холлоуэй вдруг превратился в добропорядочного человека и решил помогать больным СПИДом. Об этом, естественно, много чего втихую говорят.
— Что же именно?
— Я полагаю, ты та, за кого себя выдаешь, — страдающая мать Хенрика и никто другой?
— Кем же мне еще быть?
— Например, любопытной журналисткой. Я лично предпочитаю журналистов, которые засыпают то, что другие пытаются откопать.
— Ты хочешь сказать, что правду надо скрывать?
— Скорее, что ложь не всегда следует разоблачать.
— И что ты слышал о Кристиане Холлоуэе?
— То, о чем, собственно, нельзя говорить вслух. Даже шепот иногда звучит как крик. Мне известны вещи, раскрыв которые я вряд ли бы прожил более суток. В мире, где человеческая жизнь стоит не дороже двух пачек сигарет, необходимо соблюдать осторожность.
Ларс Хоканссон подлил себе вина. Луиза покачала головой, когда он протянул ей бутылку с красным южноафриканским вином.
— Хенрик часто удивлял меня. Прежде всего, когда пытался выяснить, сколько на самом деле стоит человеческая жизнь. Он устал от меня и моих друзей, считал, что мы слишком уж обобщенно рассуждаем о малой ценности человеческой жизни в бедных странах. Хотел выяснить настоящий прейскурант. Каким образом — я не знаю. Он легко заводил друзей. По всей видимости, посещал места, куда ему отнюдь не следовало ходить — нелегальные бары, темные закоулки, которыми кишит этот город. Но именно там находишь тех, кто торгует смертью. Он рассказывал, что за тридцать американских долларов можно нанять киллера, готового убить кого угодно, не спрашивая зачем.
— За тридцать долларов?
— Сегодня, может, за сорок. Не больше. Хенрик не мог с этим примириться. Я спросил, зачем ему такие сведения. Этого нельзя скрывать, только и ответил он.
Ларс резко замолчал, словно выболтал лишнее. Луиза тщетно ждала продолжения.
— Думаю, ты можешь рассказать и побольше.
Ларс Хоканссон, прищурившись, посмотрел на нее. Глаза у него были красные и блестящие. Он захмелел.
— Знай, что в такой стране, как Мозамбик, мечтают о самом что ни на есть великом. Современный вариант сказки о копях царя Соломона. Каждый день людей спускают в шахты с фонарями в руках. Что они находят? По всей вероятности, ничего. Они поднимаются на поверхность, промерзшие, озлобленные, в бешенстве от несбывшейся мечты. И на следующий день снова спускаются вниз.
— Я не понимаю, о чем ты. Чего они не находят?
Он перегнулся через стол и прошептал:
— Лечения.
— Лечения?
— Средств для излечения. Лекарств. По слухам, у Кристиана Холлоуэя есть секретные лаборатории, где ученые со всего мира пытаются создать новый пенициллин, лекарство от СПИДа. Вот что люди надеются найти в новых копях царя Соломона. Кому нужны драгоценные камни, если можно поискать лекарство против крошечного и слабенького вируса, который норовит опустошить весь этот континент?
— А где находятся его лаборатории?
— Никто не знает. Неизвестно даже, вправду ли они существуют. Сейчас Кристиан Холлоуэй просто добрый человек, вкладывающий деньги в помощь тем, на кого остальным плевать.
— Хенрик знал об этом?
— Конечно нет.
— Догадывался?
— О чем люди думают, зачастую установить трудновато. Я не строю суждений на догадках.
— Но ты рассказывал ему то, что рассказываешь мне?
— Нет, мы никогда об этом не говорили. Возможно, Хенрик искал факты о Кристиане Холлоуэе в Интернете. Он пользовался моим компьютером. Кстати, если тебе нужен компьютер, он в твоем распоряжении. Лучше всего искать самому.
Луиза не сомневалась, что ее визави лжет. Он рассказывал Хенрику. Почему он это отрицает?
Внезапно она прониклась ненавистью к Ларсу Хоканссону, к его самоуверенности, к его красным глазам и одутловатому лицу. Наверно, он унижал весь бедный мир так же, как унижал Лусинду? Этот охотник за женщинами, с дипломатическим паспортом в кармане?
Она допила вино и встала.
— У меня глаза слипаются.
— Если хочешь, могу завтра показать тебе город. Съездим на побережье, пообедаем и продолжим наш разговор.
— Давай обсудим это завтра. Кстати, не нужно ли мне принять что-нибудь от малярии?
— Это надо было сделать неделю назад.
— Тогда я даже не подозревала, что окажусь здесь. Ты сам что принимаешь?
— Вообще ничего. У меня случались приступы малярии, малярийные паразиты сидят в моей крови два с лишним десятка лет. И принимать сейчас профилактические средства уже довольно бессмысленно. Но сплю я всегда под москитной сеткой.
Луиза задержалась в дверях:
— Хенрик никогда не говорил с тобой о Кеннеди?
— О президенте? Или его жене? О Джоне Ф. или о Джекки?
— О его исчезнувшем мозге.
— Я понятия не имел, что мозг исчез.
— Он говорил с тобой об этом?
— Ни разу. Я бы такого не забыл. Зато я помню тот ноябрьский день шестьдесят третьего года. Я тогда учился в Уппсале. Дождливый день и скучные до зевоты лекции по юриспруденции. Тут-то и передали это сообщение, радио разрывалось от репортажей, и потом все как-то странно стихло. А ты что помнишь?
— Совсем немного. Мой отец поморщился и стал еще немногословнее. Вот и все.
Приняв душ, она легла в постель и опустила москитную сетку. Жужжал кондиционер, в комнате царила темнота. На лестнице ей послышались шаги Ларса, потом лампа в коридоре погасла. Тонкая полоска света под дверью пропала. Луиза вслушивалась в темноту.
Мысленно она прокручивала события дня. Адское путешествие по затемненным комнатам с умирающими. Все, что услышала о Кристиане Холлоуэе, — внешняя чистота и грязное нутро. Что такого увидел Хенрик, что изменило его? Что-то скрытое вылезло наружу. Она пыталась связать концы с концами, но безуспешно.
Луиза заснула, но через некоторое время вдруг проснулась. Кругом тихо. Слишком уж тихо. В темноте она открыла глаза и лишь через секунду-другую сообразила, что кондиционер остановился. Нащупала ночник. Повернула выключатель, но лампочка не зажглась. Очевидно, электричество отключилось. Откуда-то издалека донесся гул заработавшего генератора. С улицы послышался смех, наверно, одного из ночных охранников. Луиза встала, подошла к окну. Уличные фонари тоже погасли. Единственный свет шел от разведенного охранниками костра. Она различила их лица.
Луизе стало страшно. Темнота пугала ее. У нее не было ни фонарика, ни свечи, которые дарят защищенность. Она вернулась в постель.
В детстве Хенрик всегда боялся темноты. Арон всегда боялся ночи. Не мог спать без полоски света.
В ту же минуту вспыхнул свет. Заурчал кондиционер. Луиза быстро включила ночник и приготовилась заснуть. Но тотчас принялась размышлять о разговоре с Ларсом Хоканссоном на кухне. Почему он врал, что ничего не говорил Хенрику? Никакого здравого объяснения она не находила.