Глазами Гросса мозговик взглянул на часы и решил, что тело его находится в питательном растворе вполне достаточно: для оценки у него были только такие параметры, ибо, находясь в теле хозяина, он оказывался лишенным возможности ощущать свое собственное тело.
Гросс поднялся, вынул панцирь мозговика из уже остывшего бульона и направился вместе с ним к двери. Тут мозговик кое-что вспомнил, и Гросс повернул обратно. Подойдя к раковине, он очень тщательно вымыл панцирь, а затем насухо вытер его. Мозговик подумал, что запах раствора наверняка привлечет внимание какого-нибудь домашнего животного, которое начнет рыть землю возле ступенек, а то еще и вытащит мозговика из-под них. Собственно у самого мозговика запаха не было. Он узнал об этом от Бака, когда пес выкапывал его из песка в пещере, а затем переносил к пустому стволу дерева.
Гросс вынес тело мозговика на улицу, оставив дверь открытой, чтобы свет из дома помог ему найти укрытие. Мозговик решил сделать его еще более надежным, а поэтому Гросс раскопал мягкую землю под ступеньками и погрузил панцирь примерно на дюйм в грязь, а затем аккуратно заровнял все руками. После этого он таким же способом убрал следы своих босых ног возле ступенек.
Затем он вернулся в дом для того, чтобы умереть.
Но прежде он убрал все следы того, чем занимался на кухне; вылил оставшийся бульон в раковину, вымыл три предмета, которые использовал, положил посуду туда, откуда брал. Конечно, Эльза заметит исчезновение супа и подливы и удивится этому, однако тут уж он ничего не мог поделать. С другой стороны, последнее время ее память стала похуже, и она, по всей вероятности, подумает, что просто забыла о том, как использовала "пропавшие" продукты. Да и в конце концов, после его неожиданной смерти ей будет не до того. Хотя не очень-то она будет горевать по поводу его ухода. А позднее может придти к выводу, что так для нее даже лучше. То, что можно выручить, продав ферму, обеспечит старость одному человеку куда лучше, чем двоим.
Стоит ли упоминать об этом в посмертной записке? На этот раз необходимо оставить подобную записку. Такой урок извлек мозговик из случая с Томми Хоффманом; уж слишком много было вокруг него загадок, что и побудило Хоффмана и Гарнера отправиться к пещере; они даже собрались перекапывать дно. Мозговик хотел, чтобы самоубийство Гросса выглядело вполне правдоподобным, хорошо мотивированным и ни у кого не вызвало подозрений.
Он приказал Гроссу взять блокнот и ручку и сесть к кухонному столу. Затем мозговик задумался, решая, какую записку мог написать Гросс, если бы действительно решился наложить на себя руки. Он безусловно не стал бы приводить такой, например, мотив, как желание оставить Эльзе побольше денег на старость. Кроме того, его записка наверняка была бы короткой и сухой, без всяких извинений и прощаний.
Гросс выводил буквы на бумаге медленно и старательно, причем написание слов больше походило на немецкое, хотя слова были английские, сохранявшие произношение Гросса: "Я не могу больше вынасить боль артерита. Я убивать себя".
Он подписался полным именем, а затем по-немецки выдал фразу, в которой выразил всю свою ненависть к этой стране. Последнее, что он написал, было: "Германия превыше всего".
После этого он вынул из шкафа свой дробовик, зарядил его и снова сел за стол. Засунул дуло в рот, поставил ружье вертикально и нажал на курок. Разлетевшиеся по комнате сгустки крови и мозга попали и на предсмертную записку, сильно ее забрызгав, но слова по-прежнему были хорошо различимыми.
Вернувшись в собственное тело, на этот раз надежно спрятанное под деревянными ступеньками, мозговик с помощью своих перцептивных способностей услышал, как Эльза выкрикнула сверху имя мужа. Затем он увидел, как она зажгла свет в спальне, потом в холле и стала спускаться по лестнице на первый этаж.
Глава девятая
Док Стаунтон с трудом проснулся, перевернулся в кровати и поднес к глазам часы. Было уже больше десяти часов, что его нисколько не удивило вчера он заснул очень поздно. Он лишь поздним вечером вернулся из Бартлесвилля, куда ездил специально, чтобы позвонить в лабораторию и узнать результаты анализа на бешенство. По телефону ему сообщили то, что, как он потом признался себе, он и ожидал услышать.
У Бака не было бешенства. Не было также никаких органических нарушений, не считая ударов, вызвавших смерть под колесами, которые показало вскрытие. То, что пес бросился под машину, не имело никаких соматических предпосылок.
Док тяжело вздохнул и позвонил в Уилкокс, надеясь застать шерифа. Шерифа могли заинтересовать результаты анализа, по крайней мере - должны были заинтересовать.