Он еще несколько раз предпринимал попытки застать загадочных посетителей туалета врасплох, но всякий раз подходил к уже опустевшей кабинке. Наконец однажды вечером ему, как он думал, повезло. Дверца оказалась закрытой — изнутри ее удерживала в закрытом положении прочная стальная защелка, оберегавшая уединение посетителя. Трелковский стал терпеливо дожидаться, преисполненный решимости не уходить до тех пор, пока не удостоверится в личности посетителя.
Ждать пришлось недолго — из кабинки вышел мистер Зай, небрежно застегивающий на ходу пуговицы брюк. Трелковский любезно улыбнулся ему, но тот совершенно проигнорировал его и удалился с высоко поднятой головой, как и должен был идти человек, у которого не имелось абсолютно никаких причин стыдиться своих действий.
Но что делал в этом туалете месье Зай? Ведь у него наверняка был свой, в своей собственной квартире. Почему же тогда он решил воспользоваться общим?
В конце концов Трелковский сдался и оставил всякие попытки проникнуть в суть этих тайн. Однако он не прекращал изучать их и делать кое-какие выводы, которые, впрочем, никогда до конца не удовлетворяли его.
6. Ограбление
Кто-то постучал — на сей раз звук донесся из квартиры этажом выше, хотя он не делал ничего, что могло создать сколь-нибудь серьезный шум. А случилось вот что.
В тот самый вечер Трелковский прямо с работы направился домой. Он не особенно проголодался, а с учетом того, что с деньгами у него в последнее время было туговато, решил посвятить вечер наведению порядка в собственной квартире. Несмотря на то, что жил он здесь уже больше двух месяцев, ему так и не довелось пока обустроиться и разложить свои вещи, если не считать самого необходимого на каждый день. Поэтому сразу после возвращения в квартиру он распаковал два чемодана, но вскоре забыл про них и принялся критическим взглядом оценивать окружающую обстановку — глазом инженера, вознамерившегося приступить к осуществлению какого-то грандиозного проекта или крупной перестановки.
Время было непозднее, а потому он решил отодвинуть от стены массивный шкаф; действовал он при этом с величайшей осторожностью, стараясь создать как можно меньше шума. Прежде он вообще ничем подобным в квартире не занимался, и вплоть до этого вечера перестановка мебели казалась ему чем-то немыслимым, вроде изменения расположения стен. Разумеется, во время той памятной вечеринки ему пришлось выкатить кровать в переднюю комнату, однако эту деталь внутреннего убранства помещения он и за мебель не считал.
За шкафом он обнаружил весьма странную находку. Под пушистым слоем покрывавшей стену пыли обнаружилась дыра — маленькое углубление, располагавшееся примерно в метре от пола, которое снаружи было заткнуто посеревшим комочком ваты. Заинтригованный, он сходил за карандашом, которым поддел и затем извлек вату наружу. Внутри оставалось еще что-то, а потому ему пришлось поковыряться еще пару минут, пока загадочный предмет не вывалился на ладонь его левой руки. Это был зуб, если говорить точнее, — резец.
Но почему он испытал столь неожиданный прилив эмоций, когда зуб этот столь явственно напомнил ему зияющее отверстие во рту лежавшей на больничной койке Симоны Шуле? Он до сих пор со всей отчетливостью видел у себя перед глазами пустое отверстие как раз в том месте, где должен был находиться ее верхний резец — брешь в бастионе зубов, через которую в организм вошла смерть. Неотрывно глядя на зуб и машинально перекатывая его на ладони, он пытался было представить себе, зачем Симоне Шуле понадобилось прятать зуб в стене. Он смутно припомнил старую детскую легенду, согласно которой спрятанный подобным образом зуб возмещался подарком для ребенка. Могло ли быть так, чтобы прежняя обитательница квартиры по-прежнему верила в подобную детскую фантазию? Или же ей просто не хотелось — и это Трелковский очень даже хорошо мог понять — расставаться с чем-то таким, что, в сущности, являлось частью ее самой? Трелковский однажды читал про человека, который в автомобильной аварии потерял руку и хотел после этого похоронить ее на кладбище. Власти отказали ему в этом, и руку просто сожгли в больничной печи, однако газеты не писали, что произошло после этого. Отказали ли они после этого ему в выдаче пепла, и если да, то по какому праву?