— И?
«Вот вам и точки над «ï», ваше высокородие! Испугался я не на шутку. А Илья Борисович только захохотал… Сгинь, — говорю я ему, — нечистая сила! А он отмахнулся от моих крестов, плюхнулся на табурет…»
Я невольно поерзал седалищем.
«Да, — тут же подтвердил Кузьма, — на этот вот самый…»
— Ты, давай, не отвлекайся! — почему-то вполголоса и поежившись потребовал я.
Кузьма усмехнулся:
«Вот и мне тогда так же неуютно стало, ваше высокородие!»
— Но ведь он оказался не привидением?
«Слава Богу, нет. Но только легче мне от этого не стало».
— Так что же произошло?
«Рассказал он мне обо всем. И как пожар подстроили, и как не он-то в нем и погиб…»
— Постой-ка! — перебил я Кузьму. — Значит, в нем все же кто-то погиб?
Кузьма пожал плечами:
«Не знаю, ваше высокородие. Признаюсь, дела мне до этого не было никакого, учитывая то, что я вообще услышал!»
— Гм… понимаю…
«Первым моим побуждением, — Кузьма — теперь уже напоказ, а не искренне — перекрестился, — было пойти и обо всем донести. Тем более что этого требовала не только моя совесть, но и моя прямая обязанность: держать полицию в курсе всего, что происходит преступного на моем участке. И пусть пожар приключился не здесь, а сам Илья Борисович в доме Некрасовых не проживал, явился-то он сюда и здесь же, в этих стенах, рассказывал и уготавливал чудовищные вещи!»
— Отчего же не пошел?
«Не смог я пойти, ваше высокородие!»
— Мерзавец денег тебе предложил?
«Если бы!»
— Так что же?
«Безопасность».
— Какую еще безопасность?
«Есть у меня грешок один, ваше высокородие. Вроде бы и пустяк, да как посмотреть…»
— Говори же!
«Девка одна от меня родила…»
— Девка? — изумился я. — Родила?
«Да: так получилось».
— А это-то тут причем? Ты же не хочешь сказать…
«Именно это я и хочу сказать, ваше высокородие. Именно этим Илья Борисович и ухватил меня за горло!»
— Но помилуй! — я не верил своим ушам. — Да что же в этом такого?
«Для вас — ничего. А для Марьи Николаевны — всё!»
— Кто такая эта Марья Николаевна?
«Владелица дома».
— А! — до меня начало доходить. — Бабушка Бориса Семеновича. Мать Ильи Борисовича…
«Верно».
— Старосветская помещица[39]!
«Можно и так сказать», — Кузьма, как это ни странно, понял. — «Строгий у нее нрав. И набожная она очень».
— Значит, прознай она…
«…и мне пришлось бы туго!» — подхватил Кузьма, и на его лице — на мгновение буквально — появилось выражение отчаяния. — «Самое меньшее, она бы выставила меня вон. А в моем положении, да еще и при скверных рекомендациях, это подобно смерти».
— Мне кажется, ты все-таки преувеличиваешь!
«Если бы, ваше высокородие!» — Кузьма сгорбился. — «Найти работу в нынешние времена совсем не так просто. Куда мне идти? На фабрику? Но какой из меня рабочий? В деревню уехать? Но там-то что делать? Мне? А в дворницкие меня бы уже не пустили. Разве что в совсем захудалые дома, где только углы и сдаются: рвани всякой да пьяни. Но перебраться отсюда на какую-нибудь Сенную[40]… вы понимаете…»
Я кивнул: как не понимать? Тем не менее, всё это походило скорей на мелодраму, чем на действительные жизненные обстоятельства, что я и не преминул заметить:
— И все же, Кузьма, ты лукавишь. Сам посуди, — я начал загибать пальцы. — Вознаграждением за соучастие Илья Борисович тебя не обидел. А зачем бы ему тебя вообще вознаграждать, если бы он имел такую, как ты утверждаешь, власть над тобой? Далее: девка-то где? С ребенком? Что мог бы Илья Борисович представить в доказательство своих слов? Наконец, а был ли мальчик? У тебя самого-то есть чем подтвердить собственные россказни? Или ты думаешь, я не смогу справиться по актам рождения? Не докажу, что ты врешь?
Кузьма опроверг меня сразу же:
«Зачем мне врать, ваше высокородие? Вернулся-то я сам, хотя и мог оставить вашего агента с носом!»
— Да мало ли, какую еще хитрость задумали ты и твой хозяин!
«Нет, ваше высокородие, ничего я не задумал». — Кузьма покачал головой. — «Все так, как я говорю. Вознаграждение от Ильи Борисовича я получал: отнекиваться не стану. Но обойтись без него он никак не мог: к каждому кнуту полагается пряник, вам ли это не знать!»
39
39 Михаил Фролович использует название повести Гоголя «Старосветские помещики», но делает это довольно странным образом. Герои Гоголя добры и трогательны, а образу бабушки Некрасова Михаил Фролович придает злые нотки. Поэтому слова о том, что Кузьма якобы понял, не соответствуют действительности: Кузьма понял только то, что хотел сказать сам Михаил Фролович, но явно не понял, что тут каким-то боком затесался и Гоголь.
40
40 Cенная площадь — одно из самых злачных мест старого Петербурга. Доходные дома близ нее — как раз из тех, о которых и сказал Кузьма: наполненные всевозможным отребьем.