— Минуту! — Можайский.
— Что такое?
— Да ведь мне докладывали об этой стычке!
Митрофан Андреевич:
— Неужели?
— Да. День, конечно, точно не вспомню, но было сообщение на утреннем докладе околоточных. Ваша Анастасия Маркеловна…
— Наша, — мгновенно поправил Можайского Митрофан Андреевич.
— Наша, — не стал спорить Можайский, — Анастасия Маркеловна на удивление точно подметила детали, в том числе и по профессору. Профессора, кстати, даже искать не пришлось: он попал под телегу практически тут же — на Университетской набережной. Происшествие под эркером так его расстроило, что он, потеряв бдительность, вышел на набережной прямо на мостовую и сразу был сбит ломовиком. Оба происшествия в итоге объединили в одно, однако предъявлять обвинения было уже некому.
Митрофан Андреевич:
— Да, я знаю: всех троих забрали в участок…
Можайский:
— …но выпустили еще до уточнения обстоятельств ранения профессора.
— Я только одно не понимаю…
Устремленный на Можайского взгляд Митрофана Андреевича стал вопросительным.
— Почему не задержали позже?
— Вот именно! Согласитесь…
— Нет-нет, Митрофан Андреевич! — Можайский передернул плечами. — Нашей вины здесь нет: все трое, оказавшись в участке, представились чужими именами. Да так ловко, что беглая проверка подлог не обнаружила. А когда стали известны подробности происшествия с профессором, и мы, естественно, поставили в известность судебного следователя, выявилось: названные люди ни в чем не виноваты и вообще не находились где-нибудь поблизости от набережной или сада!
— Они что же, — удивился Митрофан Андреевич, — представились именами реально существующих людей?
— В том-то и дело! — Плечи Можайского снова дернулись. — Потому-то проверка и не выявила расхождений. Ловко придумано… Ведь что у нас есть для установления личности? Лишь карточки с записями. А записи показали, что все трое — почтенные обыватели, местные жители, ни в чем дурном или подозрительном не замешанные. Один — купец второй гильдии, другой, если память не изменяет, — булочник…
— Булочник?!
— Ну, да: булочник… А что в этом такого?
— Гм…
— Вам что-то кажется странным?
Митрофан Андреевич дернул себя за ус и едва приметно улыбнулся:
— Лично вы, Юрий Михайлович: кого из этой троицы вы согласны принять за булочника?
Можайский прищурился:
— Кальберга и Молжанинова я знаю: уж точно не их. Но Бочарова я в глаза никогда не видел…
— А как вообще выглядит пожарный, вы представляете?
— Если вы имеете в виду…
— Без формы опознать сможете?
Можайский задумался.
Вопрос Митрофана Андреевича заинтересовал и всех остальных. Со всех сторон посыпались предположения, но ни одно из них Митрофана Андреевича не удовлетворило. Наконец, когда идеи стали совсем уж детски абсурдными, он — снисходительно к нашей недогадливости — пояснил:
— Пожарные каждый день возятся с углями, золой и прочим подобным. Да: делают они это в рукавицах, но даже рукавицы не в полной мере защищают от грязи: такая грязь вездесуща. Испачкавшись раз, отмыться можно. И дважды, и трижды. Но не когда имеешь дело с этой грязью каждый божий день! В этом смысле пожарные подобны шахтерам-углекопам: пока не выйдут в отставку, вынуждены мириться с въевшейся в кожу и под ногти сажей. А где вы, господа, видели булочников с такими руками?
Можайский остолбенел.
— Вот и получается, что вы, Юрий Михайлович, прошляпили… да: прошляпили, уж извините за выражение, очевидный подлог! Ведь ясно же: если никто из представившихся булочником быть им никак не может, то и другие лгут не менее нагло! Как же вас так угораздило?
Мне показалось, что «нашего князя» удар от такого промаха хватит, и я поспешил ему на выручку — благо, и он не раз приходил на выручку мне:
— Разве ты видел их?
Однако Можайский только поморщился:
— Причем тут это?
— Но если ты никого из них не видел, когда их доставили в участок…
— Брось, Никита: это неважно! Митрофан Андреевич прав: непростительный промах!
— Но…
— Никаких «но»! Моя вина: я не только сам не додумался до такой очевидной вещи, но и своим подчиненным не разъяснил!
— Да не Шерлок же ты Холмс, в самом деле!
— Глупости: не нужно быть этим fictional character[38], чтобы дойти до таких прописных истин!
Я отступился.