— И не говорите! Я тоже, услышав об этом от Анастасии, только и смог, что рассмеяться! Бедный Кальберг! На какое-то мгновение мне даже стало его немного жаль…
Мы с Митрофаном Андреевичем обменялись понимающими взглядами.
— Еще не подозревая, куда его направляют, Кальберг покорно сел в коляску — и не в свою, заметьте, оставшуюся у дома, а в наемную — и позволил Анастасии командовать. Очевидно, он настолько ощущал себя в превосходном положении, что решил не перечить женщине в положении незавидном. Анастасия же, отступив от своих обычных принципов не делать дальние концы, велела кучеру гнать на Невский: точный адрес, мол, она уже ближе к делу подскажет!
Когда коляска вырвалась на Невский и покатила к Пассажу, Кальберг впервые запротестовал:
«Анастасия Маркеловна, — попытался он образумить свою противницу, — разговор нам предстоит серьезный, обстоятельный, если позволите, дело ли это — вести его в магазинах?»
Анастасия, однако, была непреклонна, и тогда Кальберг пошел на решительное вмешательство: ткнув кучера в спину, он велел остановить коляску подле «Доминика»[61], что кучер немедленно и сделал. Кальберг быстро выскочил на панель и подал руку:
«Прошу вас!»
Но Анастасия, как ни в чем не бывало, продолжала сидеть. Кучер, почти не таясь, усмехался.
Кальберг начал терять терпение. Его и без всяких дополнительных эффектов жутковатое лицо пошло пятнами. Голос сорвался на хриплый полушепот… Как мне призналась сама Анастасия, перепугало это ее изрядно, но, быстро осмотревшись по сторонам, она более или менее успокоилась: все-таки был белый день, Невский как обычно бурлил, жизни вокруг было столько, что никакому злодею и в голову не пришло бы решиться на преступление именно там! И все же, повторю, Анастасии оставалось не по себе. Она, пожалуй, лишь раз до этого видела Кальберга живьем — под эркером у Румянцевского сада, — но и прошлое впечатление оказалось достаточно сильным. Теперешнее же еще больше уверило ее: барон — человек чрезвычайно опасный!
Тем не менее, Анастасия решила не сдаваться. В ее планы ничуть не входило оказаться в многолюдном кафе, посетители которого — преимущественно мужчины. Ее рассуждение было справедливо: у «Доминика» не Кальберг, а именно она стала бы объектом пристального внимания, и именно она, а не Кальберг, чувствуя на себе множество любопытных взглядов, вступила бы в бой на малопригодной для себя территории!
«Вы решили купить пирожных?» — Анастасия решила сыграть в наивную дурочку. — «Ступайте, я подожду!»
Кальберг не обманулся и рассвирепел:
«Вот что, дамочка! — отбросив всякую вежливость, заявил он. — Или вы немедленно идете со мной, или разговор не состоится!»
Тогда и Анастасия отбросила притворство:
«Вот что, господин хороший! — отбила подачу она. — Или вы немедленно садитесь обратно в коляску и сопровождаете меня в Пассаж, или разговор и в самом деле не состоится!»
Кальберг опешил: такого сопротивления он не ожидал, и оно, сопротивление это, его, как опытного игрока, насторожило:
«Что вы имеете в виду?» — осторожно спросил он.
Анастасия ответила недвусмысленно:
«Это вам нужно со мной поговорить, а не мне с вами. Мне-то, милостивый государь, разговаривать с вами в сущности не о чем!»
«Ошибаетесь!» — сказал тогда Кальберг. — «То, что я собираюсь сказать, вас касается куда больше, нежели меня!»
«Да что вы!» — снова отбила подачу Анастасия. — «Уж не думаете ли вы, что я не знаю, о чем пойдет речь?»
Кальберг недобро прищурился. Одну руку он положил на борт коляски, а другой снял шляпу и обмахнул ею свое лицо. Это почти театральное представление, явно призванное произвести нешуточное впечатление, вызвало, однако, обратный эффект:
«Садитесь уж!» — бросила Кальбергу Анастасия, подбирая юбку и чуть сдвигаясь на сиденье. — «Мы только напрасно теряем время!»
«Нет, моя дорога всезнайка! Это вы спускайтесь сюда!»
«Еще одно слово, и я поеду в полицию…» — Анастасия тронула кучера, тот обернулся. — «Здесь ведь недалеко?»
«Быстрее ветра домчим: хоть на Мойку[62], хоть на Кирпичный[63]!»
«Я тебе домчу!» — Кальберг схватился за вожжи. — «Анастасия Маркеловна!»
«Вот как! Я вновь — Анастасия Маркеловна?»
Анастасия усмехнулась, Кальберг побледнел.
«Что вы такое говорите? Какая полиция?»
«Но ведь должна же я заявить права на наследство!»
«Помилуйте! Какое наследство?»
«От брата, разумеется!»
Теперь уже Кальберг усмехнулся:
«Стоит ли возиться из-за таких мелочей! Я…»