— Выходит, во власти Анастасии было уничтожить Кальберга!
— Вот именно.
— Теперь я понимаю…
Я быстро сделал несколько пометок, а потом — также на скорую руку — вычеркнул несколько более ранних пояснений. Можайский, Митрофан Андреевич, Чулицкий и остальные на удивление терпеливо ждали.
— Но вот чего я все-таки не понимаю, — я спрятал исписанный блокнот обратно в карман, а в нынешнем пару страниц заложил пальцем, — так это почему Анастасия осталась жива!
Можайский в раздумье прикусил пухлую нижнюю губу. Митрофан же Андреевич ответил сразу:
— Я тоже, когда услышал о самом настоящем шантаже и даже не зная еще о прочих фальшивках и об участии в деле… — полковник запнулся, — графа фон Бескова, поразился: как могло получиться, что Кальберг не решил проблему radicalement? Ведь это было бы так для него естественно! Что же его остановило? И я, разумеется, задал соответствующий вопрос Анастасии.
Анастасия только усмехнулась — в своей сухой, недоброй манере:
«Попробовал бы он!» — сказала она и добавила: «Конечно, я приняла меры!»
«Какие?» — спросил я.
«Оставила за собой несколько бумаг, а точнее — запечатала их вместе с пояснительной запиской в конверт и отправила на хранение поверенному».
«Да что такое поверенный для Кальберга? Почему его-то он не обворовал или не ограбил?»
«А как бы он это сделал?»
Я не понял:
«А в чем, собственно, сложность?»
«Только в том, — Анастасия вновь усмехнулась, но теперь уже в мой адрес, — что этот поверенный — малый и сам не промах и всякого такого рода документацию ни дома у себя, ни в конторе не хранит. Она…»
А дальше я не поверил собственным ушам:
«Она, — как что-то совершенно обыденное заявила Анастасия, — постоянно путешествует из адреса в адрес, в среднем за год совершая одно кругосветное путешествие!»
Я потерял дар речи.
— Кругосветное путешествие? — воскликнул пораженный Чулицкий.
— Кругосветное путешествие! — подтвердил Митрофан Андреевич. — Представляете? Оказывается, этот ловкач обзавелся по всему миру корреспондентами — и сам для других стал одним из звеньев в цепи — и всё, что требует особенно тщательного хранения при том, что хранение это может быть связано со смертельным риском, попросту отправляет гулять по миру. От корреспондента корреспонденту.
— Великолепно! — восхитился я.
— Вот и Кальберг, — улыбнулся Митрофан Андреевич, — едва узнал о том, какому поверенному Анастасия доверила бумаги и записку, был вынужден от нее отступиться. Даже больше: он, полагаю, и дня не пропускал без того, чтобы не помолиться за здоровье этой поразительной женщины!
Послышались смешки: хоть кто-то сумел поставить страшного барона на место!
— Так до чего же Анастасия договорилась с Кальбергом: не считая, понятно, гарантий своей безопасности?
— А вот до чего, — ответил Митрофан Андреевич. — Во-первых, Кальбергу пришлось согласиться обменять фальшивки на звонкую монету, причем без утайки: один к одному. Анастасия, по собственному ее признанию, хотела было поживиться и на этом, запросив повышенный курс, но тут уже Кальберг встал в позу:
«Анастасия Маркеловна! — заявил он. — Я сам пойду в полицию, если вы не прекратите жульничать!»
Это был своего рода комплимент, и женщина растаяла.
В общем, сошлись на «равноценном» обмене — рубль за рубль. Но помимо того, Кальберг взял на себя и дополнительную обязанность: помочь Анастасии с вступлением в другие составные части оставшегося от Бочарова наследства — имением в Финляндском княжестве и домом в Петербурге. То есть — управляющим обществом «Пикар и компания». Это второе оказалось достаточно хлопотным дельцем, но барон провернул и его.
И снова я перебил Митрофана Андреевича:
— Раз уж бумаги оказались фальшивыми, то как получилось, что компания и ее собственность оказались настоящими?
Митрофан Андреевич кивнул:
— Да, и у меня возник такой же вопрос, но всё оказалось достаточно просто!
— Как?
— Кальберг не предполагал ни то, что с Бочаровым случится несчастье, ни то, что его наследница окажется такой… пронырой. Как человек воистину деловой, он разложил риски своего предприятия по разным корзинам, и одной из таких корзин и стал, сам того не подозревая, Бочаров. Говоря проще, Кальберг считал, что подложно оформленное на Бочарова — акциями — иностранное общество остается такой же его, Кальберга, безусловной собственностью, как если бы акции были оформлены на него самого. В конце концов, общество — не наличность. Общество можно было доверить стороннему лицу!