Одно из таких чудовищ я сразу же узнал: оно почти как две капли походило на рисунок самого Молжанинова.
«Простите, — воскликнул я, — вы своего ящера отсюда срисовали?»
Я показал на рисунки в альбоме и в статье.
Улыбка Молжанинова стала… самодовольной!
«Нет, — ответил он, — я сам реконструировал облик аллозавра! А то, что этот облик оказался настолько близок к описанному Маршем[36], свидетельствует лишь о том, что наши мысли имели параллельное направление».
Я поразился:
«Вы сами… что?»
«Реконструировал облик!» — повторил Молжанинов.
Я не верил своим ушам:
«Вы это серьезно говорите?»
«Конечно!»
Молжанинов сделал знак Талобелову, и тот принес откуда-то внушительного вида кость.
Кость, несмотря на мои попытки отбиться, была немедленно вручена мне, и я начал растерянно ее осматривать…
«Ну, что скажете?»
«Что это?»
«Но вы же видите: кость!»
«Что кость, — возразил я, — я действительно вижу. Но чья она? Из какого рагу вы ее извлекли?»
Молжанинов расхохотался:
«Из рагу! — слезы гомерического смеха так и хлестали из его глаз. — Рагу! Это вы очень удачно пошутили!»
Я же, напротив, не видел в ситуации ничего смешного, о чем и не преминул заявить:
«Не понимаю, что именно вас так рассмешило!»
Молжанинов — тыльной стороной ладони — вытер слезы:
«Прямо сейчас, — торжественно заявил он, — вы держите в руках останки одного из самых свирепых хищников, какие когда-либо населяли нашу планету! Того самого аллозавра, познакомиться с которым вы только что имели случай!»
Я перевел взгляд на рисунки — в статье и в альбоме:
«Вот этого?»
«Точно!»
Очевидно, мое лицо скривилось в гримасе презрения, потому что Молжанинов вдруг сделался очень серьезным. Больше того: к нему вернулась та самая надменность превосходства, с какою он встретил меня при моем появлении в кабинете:
«Не верите?» — сухо спросил он.
«Нет!» — прямо ответил я.
«Ну и черт с вами!»
Талобелов, словно по данному ему знаку, тут же подскочил ко мне и отобрал у меня чудную кость.
Молжанинов налил себе и выпил.
Я, признаюсь, последовал его примеру.
«Теперь я понимаю, что имел в виду ваш родитель», — сказал я после непродолжительного молчания.
В Лице Молжанинова к надменности добавилась строгость:
«Не сомневаюсь», — только и ответил он.
«Значит, — продолжил я, — наследство досталось вам не без оговорок?»
Молжанинов смотрел на меня холодно и так же холодно подтвердил:
«Не без оговорок — это еще мягко сказано».
«И в чем же они заключались?»
«Я не мог ничем распоряжаться. Все операции с имуществом должны были проходить через управляющего. И он же, каналья этот, должен был определять, сколько и когда выдавать мне средств. Но самое паршивое заключалось даже не в этом. В конце концов, дела семейной фабрики меня и впрямь не очень волновали. Хуже было то, что управляющий оказался вправе вообще ничего не давать мне, буде он сочтет, что мое исправление невозможно!»
«Как так? — совершенно искренне поразился я. — Совсем ничего?»
«Вот именно: совсем ничего!»
«Но… разве это законно?»
Выражение лица Молжанинова немного смягчилось, а его взгляд чуточку потеплел. Вероятно, мое искреннее сочувствие нашло отклик в его сердце:
«Представьте себе, Вадим Арнольдович, я тоже было решил, что такое завещание законным быть не может. Я даже пытался его опротестовать! Но…» — Молжанинов обреченно, как будто вновь переживал прошедшее, махнул рукой. — «…без всякого результата. Суд принял сторону моего покойного отца, а не мою. И я в одночасье остался без средств к существованию! Можете себе представить, каково это? — быть в шаге от миллионного состояния и вдруг оказаться ни с чем! И это — при моем характере, при моих привычках… при моей мечте!»
Я покачал головой:
«Да, могу представить… а что за мечта такая?»
Молжанинов вздохнул:
«Думал я в Америку поехать. В Южную. Экспедицию хотел организовать… да куда там!»
И тут меня осенило:
«Постойте! — прищурился я. — Так вот почему вы связались с Кальбергом!»
Молжанинов тоже прищурился:
«Отчасти — да».
«Отчасти?»
«Именно: отчасти. На Кальберга я вышел еще до того, как… нет, — сам себя оборвал Молжанинов, — этого я вам сказать не могу: извините. Но все же правда в вашем предположении есть: я действительно связался с Кальбергом отнюдь не из лучших побуждений и, в принципе, в полной уже готовности творить не самые хорошие дела. Я — вы понимаете? — верил, что иного выхода у меня нет. Меня, как я полагал, само безумное устроение нашего общества толкнуло на преступный путь. С чего бы вдруг я стал жалеть это общество? Но уже вскоре всё круто изменилось».
36
36 Гофониил Марш (1833 — 1899) — американский палеонтолог, первооткрыватель нескольких видов динозавров, наиболее известные из которых — аллозавр (хищник) и диплодок (травоядный). Современному читателю оба этих динозавра должны быть известны, в том числе, из повести Конан Дойля «Затерянный мир», из книг Майкла Крайтона и фильмов по этим книгам («Парк юрского периода, например), но, само-собой, Вадим Арнольдович во время описываемых событий еще не мог прочитать «Затерянный мир» (написан в 1912 году) и уж тем более не мог видеть экранизаций.