Мир стоял оглушённый. Не зная, что делать. Что думать. Что сказать. Как это принять?
— Матери пока не говори, — попросил отец. — И Венере. Она хоть мне и не жена, всё же дорога. Не хочу слёз, причитаний, тоскливых взглядов. Пусть всё идёт как шло.
Он поприветствовал кого-то в холле. Потом у него зазвонил телефон. Отец махнул Миру и ушёл. Как обычно он уходил, не прощаясь, не оборачиваясь.
А Миру и поговорить об этом было не с кем.
Он слонялся по пустой территории. Мерил шагами комнату. А потом позвонила она…
— Заехать внутрь или остановиться здесь? — открыла Кристина Валерьевна окно машины, затормозив у ворот открытого бокса.
— Здесь хорошо, — ответил Мир. Чёрт, вроде не юнец, а увидел её — и пульс сбился, голос дрогнул. — Колесо всё ещё в багажнике? — спросил он, стараясь выкинуть из головы картинку, что легко представил под её свободной чёрной футболкой.
— Там, где ты его оставил, — заглушила она мотор.
— Тогда я подтяну ремень. А колесо оставлю в мастерской. Боковой порез, придётся повозиться. Если не хочешь просидеть здесь до утра, лучше приезжай за ним завтра. Если меня не будет, скажешь, парни заменят без очереди.
Она вышла из машины и оглядела Мира с ног до головы, пока он вытаскивал из багажника колесо.
— Прости, никогда бы не подумала, что ты слесарь.
Мирослав не стал поправлять, что механик. Разочарования на её лице и так было более чем достаточно.
— А что бы ты подумала? — занёс он колесо внутрь открытого помещения.
— Не знаю. — Когда он повернулся, она уже осматривалась в боксе, освещённом как операционная и традиционно заделанном в кафель, но захламлённом, грязном, рабочем. — Что у тебя тут фотосессия.
— Среди брутально утрамбованного ногой мусора? — усмехнулся Мир.
— Или это твоё хобби. Здесь ты спускаешь пар. И где-то должен висеть костюм. Ты не выглядишь как рядовой викинг. Ты выглядишь как вождь викингов, — скрестила она руки на груди.
Опять забыла надеть лифчик? — мысленно усмехнулся он. Да, это обижало, что здесь его не воспринимали всерьёз, но чёрт побери, отчасти она была права.
Он пожал плечами:
— Тебе видней, — и вернулся к машине.
— Прости, если ошиблась, — улыбнулась она. — Не хотела обидеть. Просто повезло.
Мир улыбнулся.
— Тебе чертовски идут джинсы. — Он залез под капот, проверил пальцами натяжение ремня и скосил на девушку глаза. — И кроссовки.
А ещё на ней не было косметики, волосы свободно лежали на плечах, но она словно стала ещё краше. Естественней, ярче, интересней. Соблазнительней. Хотя куда больше-то?
— Подозреваю, мне идёт всё, — заявила она без лишней скромности.
И это в ней Миру тоже нравилось, как и её прямота: слабые, нервные и обидчивые отсеиваются на стадии жеребьёвки.
— Как и тебе. Но лицо у тебя несчастное. Я тебя расстроила, — подвела она итог.
— Нет, не ты, — Мир мотнул головой. — Ремень поизносился. Я подтяну, но, если снова засвистит, знай, что пора менять.
— Хорошо, — кивнула он.
Он сходил за ключами. Пару минут провозился.
— У тебя что-то случилось? — опёрлась она на машину, словно та волновала её сейчас меньше всего. Давала понять: она приехала не ради неё — ради него. И ни доли кокетства, притворства, дешёвого заигрывания. Большее: интерес. Неподдельный, искренний. Как у человека, что устал от игр и не ищет одноразовых развлечений — ищет настоящее. И не сильно её смутило, что он слесарь.
— Ты правда хочешь знать? — глядя на неё в упор, Мир захлопнул капот.
— Да. Иначе меня бы здесь не было. И я ни о чём бы тебя не спрашивала.
— Сегодня я узнал, что мой отец болен раком, — просто сказал Мир. — И я чувствую, что должен что-то сделать.
— Что-то сделать? Для него? Что? — удивилась она.
— Наверное, то, что сделает его счастливым. Хотя бы в последние три месяца.
— И ты знаешь, что именно?
Их глаза встретились. Свет от вывески причудливо подсвечивал её лицо. То загорался, то гас. И её глаза то горели диким жёлтым огнём, то под них ложились усталые тени. Мир задумался, какая она ему больше нравится. И понял меньше, чем через секунду: любая. Уставшая, весёлая, игривая, сонная. Дерзкая, как утром. Серьёзная, как сейчас.
— Да, — уверенно ответил он, словно его спросили: отдаёт ли он себе отчёт, что ему нечего ей предложить, что бы она ни искала? — К сожалению, знаю и могу это сделать.