Случайно заметил за углом, почти рядом с проходной уже полгода как открытый магазинчик с гордым названием «Мини супермаркет». Занятый своими думами, даже не стал задумываться над нелепостью названия. Хорошо, что шампанское было, хоть и ужасно дорогое, зараза. Зато «Советское».
До заветных восемнадцати ноль-ноль оставалось чуть больше минуты. Крейсерская скорость Андрея Павловича намного превышала любые зафиксированные до этого показатели. На последнем участке забега у него, если бы дело происходило на спортивных соревнованиях, появились все шансы побить мировой рекорд. Впрочем, факт попадания в Книгу Гиннеса Андрея Павловича в тот момент вряд ли интересовал.
Успел…
Встретил…
Не у проходной правда, а чуть подальше, но зато без свидетелей. Не то, чтобы стеснялся (как вообще можно было подумать о стеснении в отношении такой красоты?), просто не хотелось лишних проблем на работе. Даже обычно лояльный Петрович, скорее всего, очень сильно бы разозлился, увидев своими глазами его «семейные обстоятельства».
Подарил…
Она обрадовалась. Удивилась, конечно, но виду не показала. Как будто каждый день мужчины встречают ее с работы (пусть и не у проходной, а чуть подальше – не важно) с цветами. Как будто каждый день ей кто-то дарит шампанское, тем более – такое дорогое. Да и с готовностью совершать подвиги она, похоже, сталкивалась ежедневно.
На самом деле Сонька, конечно, обрадовалась, как обрадовалась бы, наверное, любая молодая девчонка средней внешности, абсолютно не избалованная мужским вниманием. А что женат… Так ведь мужиков на всех не хватает. У каждого свои недостатки, и обручальное кольцо на пальце – это далеко не самый большой среди них.
Евгения Николаевна так и не дождалась в тот день мужа домой. Особо не расстроилась, посчитав по привычке, что все дело в традиционной пьянке по случаю зарплаты. Конечно, денег было жаль, их можно было потратить и на что-нибудь еще, но, с другой стороны, успокаивало то, что обычно Андрей Павлович всегда знал свою меру, сильно не напивался и никогда не тратил больше определенной, заранее условленной суммы денег. Так что причин, для волнения, в принципе, особых и не было. Сохраняя абсолютное спокойствие, Евгения Николаевна приготовила ужин и накормила детей. Остывшие остатки заботливо поставила в холодильник. Не из-за Андрея Павловича, нет. Просто жалко было продуктов, которые могли испортиться за ночь. Да и, к тому же, она вообще не очень любила готовить, поэтому старалась делать это, по возможности, как можно реже.
Вообще это было даже хорошо, что Андрей Павлович в этот вечер решил провести с друзьями, подумалось Евгении Николаевне. В доме царило спокойствие. Дети, избалованные отцом, с матерью предпочитали не ссориться и давно уже удалились в свою комнату. Старший, кажется, опять играл на компьютере. Младшая тоже нашла себе какое-то занятие. Мелькнула мысль, что нужно было бы проверить уроки, а по поводу старшего опять зачем-то вызывают в школу и, наверное, нужно прочитать соответствующую нотацию, но так не хотелось.
– А все потому, что без толку! – сама себя успокоила Евгения Николаевна и отправилась смотреть по телевизору свой любимый сериал. За ним и уснула. Хорошо, что японцы догадались устанавливать в свои телевизоры таймеры.
Разбудил ее Андрей Павлович. Как и ожидалось, он явился под утро, и от него абсолютно предсказуемо несло спиртным. Единственное, что было неправильным в этой ситуации – легкий запах духов, да едва заметный след губной помады на воротнике рубашки.
Ситуация действительно требовала вмешательства.
Евгения Николаевна, на правах законной жены, естественно, покричала. Обругала мужа «старым козлом», «развратником» и «алкашом», а неведомую соперницу «шалавой» и «подзаборной дрянью». Потом, конечно, успокоилась, мужа накормила и уложила спать. Позвонила знакомой медсестре Зиночке из поликлиники и попросила устроить «ее идиоту» больничный, потому как он «вчера опять нажрался, как свинья, а у них начальник – сущая сволочь, ты же знаешь, обязательно учует и влепит выговор». Про запах духов и след помады Евгения Николаевна, по вполне понятным причинам, решила умолчать.
– И где ж он опять-то нажрался? – расспрашивала медсестра Зиночка.
– А то ты не знаешь… – горестно вздыхала в трубку Евгения Николаевна. – Им вчера зарплату давали. Вот они с мужиками и отметили. Он у меня так-то особо и не пьет. Ну, разве что по праздникам.
– Зарплату-то хоть донес?
– Донес… Но не всю. Им на заводе скоро обещали ее на карточки переводить. Не знаю, может лучше станет. С карточки-то сразу не снимешь, нужно автомат идти искать.
– Да ты карточку-то у него отними, да и дело с концом, – поддержала Зиночка. – Интересно, а у моего на автобазе не собираются так сделать? Очень, кажется мне, это удобная штука.
– Точно! – согласилась Евгения Николаевна. – Я вон в новостях видела, их на Чукотке давно ввели. А то, говорят, народ почти спился. И установили лимит на количество купленного спиртного. За наличные можно купить безлимитно, но где ж их взять, эти наличные, когда кругом все расчеты только по карточкам?
– А я считаю, что и правильно. Пьет ведь российский народ, пьет! Знаешь, сколько к нам жен прибегает? Посчитай со всей округи: у одной напился, у другой напился и подрался, у третьей напился и ее избил. А так бы сидели мужики дома хоть и без денег, но зато и без водки.
– Думаешь, поможет? – уже больше для порядка, чем из интереса поддерживала разговор Евгения Николаевна. Программа – минимум (выпросить больничный) была выполнена, дома ждали дела, а разговоры эти уже надоели своей предсказуемостью и ограниченностью тем.
– Конечно, поможет! Вот помнишь, когда ввели сухой закон, и Горбачев вырубил виноградники…
– Ой, Зин, ты меня извини, мой, кажется, проснулся. Пойду я разберусь, пока у него совесть проснулась. Она у него всегда просыпается с похмелья. А потом так же вместе с похмельем исчезает. Так что нужно успеть захватить этот момент.
Женщины сердечно распрощались, договорившись, что Евгения Николаевна забежит за больничным «завтра после обеда», ну или, в крайнем случае, если будут совсем неотложные дела, то пришлет девчонку.
Программа– минимум действительно была выполнена и Евгения Николаевна со спокойной душой отправилась на кухню разделывать курицу. Запой мужа ее, конечно, волновал, но намного меньше курицы, которую она планировала запечь в духовке по совершенно новому рецепту, который она буквально выпытала у кулинарки Тамары. К тому же, путь к сердцу мужчины, как до сих пор утверждали некоторые женские журналы, до сих пор пролегает через станцию «Желудок». Не то, чтобы она очень волновалась по поводу появившейся соперницы – вряд ли найдется еще одна дура, которая может позариться на такое «сокровище». Да и случай, честно говоря, был далеко не уникальный, но до этого все обходилось. Почему на этот раз нужно было волноваться? Доводы незамужних приятельниц о том, что «на десять девчонок по статистике» в расчет вообще не принимались, да и что они, в самом деле, могли понимать в семейной жизни? В общем, курица действительно была самой важно проблемой. Она, кстати, потом очень сильно украсила два дня наступившей семейной идиллии. Жаль, что и идиллия, и курица имеют свойство самым неожиданным образом заканчиваться.
Когда больничный Андрея Павловича подошел к концу, и он, наконец, вышел на работу, домой он потом, конечно, вернулся, правда, но не в восемь, как обычно, а в двенадцать и все с тем же навязчивым запахом дешевого парфюма. Воротничок рубашки, правда, был чистым: след помады переместился повыше, на свежевыбритую щеку чуть в стороне от левого уха. За что, собственно, и получил и в ухо, и в свежевыбритую челюсть, и банальной скалкой по спине, не отпечаток – сам Андрей Павлович.
Под аккомпанемент разбивающейся посуды несчастная жертва супружеской измены исполнила сольную арию для супруга под названием «как ты, сволочь, загубил мою жизнь». Концерт продолжался до двух часов ночи, после чего Евгения Николаевна, расплакавшись, ушла в спальню, выкинув оттуда в кухню незадачливому ловеласу подушку и легкое стеганное одеяло. Однако, вопреки ожиданиям, на следующий день, выйдя из комнаты, Евгения Николаевна не обнаружила никаких следов раскаянья на лице законного мужа. Более того, не было и самого мужа, вместе с этим самым лицом, на котором, по идее, она с утра должна была увидеть следы раскаянья. Вместо законного супруга она обнаружила на аккуратно свернутое одеяло с лежащей поверх подушкой. На кухонном столе лежала нацарапанная на какой-то бумажке записка. Евгения Николаевна, недоумевая, почему все идет не по сценарию, с удивлением прочла, что ее дорогой супруг уходит от нее «к той, кто мила его сердцу»