– Нет! – всплеснула руками Евгения Николаевна. – Вы только поглядите! «Мила его сердцу»! Где только слов таких нахватался, паразит? Отродясь ничего, кроме колонки спортивных новостей в газете не читал, а туда же!
О том, что ее муж, хоть и работал простым электриком, вообще-то когда-то заканчивал институт, она как-то в этот момент забыла. Было больно и обидно от того, что он, оказывается, знал такие слова, но ей (паразит!) не говорил.
Кроме этого, из лаконичного послания супруга Евгения Николаевна с удивлением узнала, что любовь между ними, оказывается, давно уже закончилась и что он просит у нее прощения за все. Именно тогда, когда она дошла до просьбы о прощении, Евгения Николаевна, собственно, и поняла, что все между нею и супругом кончено, что он уже никогда не вернется обратно, не обнимет, не поцелует. Впрочем, насчет двух последних пунктов она не особо переживала, потому что, как и сбежавший супруг, насчет их брака давно уже не питала никаких иллюзий. Но даже так общественное мнение требовало произвести набор стандартных действий, которые в подобной ситуации всегда совершает любая российская баба.
Противника нужно знать в лицо. Для этого нужно было хотя бы посмотреть на соперницу. Позориться, с другой стороны, тоже не хотелось и поэтому, следуя логике лучших шпионских фильмов, Евгения Николаевна решила засекретиться. В качестве средств маскировки использовала старый плащ и старый цветастый платок, обнаруженный на собственных антресолях, среди завалов ненужных вещей. С обувью были проблемы, но, подумав, Евгения Николаевна пришла к выводу, что вряд ли ее блудный супруг догадается обратить внимание на ее туфли. Да если даже и обратит, что с того? Ему давно уже было наплевать на то, в чем она ходила… И как… И куда…
Чтобы еще больше замаскироваться, решила не краситься. В смысле, не украшать себя, а в остальном косметика явно сгодилась. Темными тенями нарисовала круги под глазами. При помощи разных оттенков пудры (если быть точной, то двух, больше просто в доме не нашлось) зрительно увеличила нос. Карандашом изменила линию губ. Внимательно посмотрела в зеркало и для верности нацепила очки. Круги под глазами стали незаметны, но зато и сама она, по ее скромному мнению, стала намного незаметней. Оставалось теперь как-то так же незаметно выйти из дома, чтобы не стать предметом для пересудов многочисленных кумушек у подъезда. Пришлось плащ и платок пока снять. Очки оставила: если спросят, соврет, что с мужем поссорилась.
Подгадав как раз к концу смены, Евгения Николаевна, спрятавшись за раскатистым старым тополем, растущим как раз недалеко от ворот завода, приготовилась хорошенько рассмотреть ту, которая и стала разрушительницей их, как казалось, такого надежного семейного очага, основанного на взаимной любви, уважении, ну и, конечно, здравом смысле. Если бы коварная разлучница вдруг не появилась в этот раз, Евгения Николаевна была готова ждать ее хоть целую вечность. И жажда мести тут была абсолютно ни при чем, все дело в обычном женском любопытстве, ну и, конечно, в неопределенности, которую Евгения Николаевна любила меньше всего.
Ждать, впрочем, пришлось недолго. Не прошло и пятнадцати минут, как из проходной показался сияющий, как новый самовар Андрей Павлович. На его руке повисла молодая, какая-то болезненно-худющая девица с ужасной стрижкой на иссиня-черных волосах. Личико было маленьким, узким и как будто слегка вытянутым, отчего в облике девицы проступало что-то слегка то ли крысиное, то ли мышиное – сразу и не разберешь, да и разбирать, честно говоря, не очень-то и хотелось. Но вот что сразу бросалось в глаза – это огромное количество всевозможных цепочек, цепей и брелков, болтающихся на шее, свисающих из ушей и опутывающих запястья рук. Некоторые из них были из металлическими (по виду – серебряными, но откуда у такой невзрачной девицы столько серебра?), другие – разноцветно-пластиковые. На большинстве из них болтались огромные уродливые подвески с искусственными камнями, которые, будь они настоящими, стоили бы, наверное, целое состояние. Жаль, но этим камням, как и любым другим на этой девице не суждено было стать настоящими. Ну, разве что только совсем, совсем не драгоценными.
В целом девица производила вид достаточно тщедушного существа, закутанного в какие-то бесформенные тряпки черного цвета.
– Да она как будто специально решила изуродовать себя этими тряпками! – удивилась Евгения Николаевна.
Откровенно говоря, более некрасивого и нелепого существа она еще не встречала в своей жизни. А туфли? Разве военные ботинки на высокой шнуровке, цокающие, словно подкованные, подходящая обувь для молодой девушки, тем более для той, которая увела ее мужа? Сказать, что Евгения Николаевна была разочарована – это не сказать ничего. Отправляясь на встречу с новой пассией мужа, она морально готовилась к тому, что встретит молодую, сексапильную девицу, способную своей красотой вот так вот просто увести мужика из семьи. Бессонной ночью, проведенной в пустой постели, она представляла себе то стройную, рыжеволосую красавицу, то пухленькую блондинку с бюстом примерно пятого или шестого размера, то жгучую брюнетку с пронзительными черными глазами под огромными пушистыми ресницами. Подобную соперницу Евгения Николаевна могла бы понять и, возможно, даже простить. Но эта, с позволения сказать «женщина», которая ковыляла рядом с ее законным супругом на тоненьких ножках в неуклюжем наряде, ни понимания, ни ревности, ни, тем более, чувства неполноценности не вызвало. Ожидания Евгении Николаевны оправдались только относительно возраста: девица была молодой, однако ни очарования, ни красоты, ни, тем более, сексапильности, Евгения Николаевна в ней не нашла. Более того, коварная разлучница на вид оказалась настолько невзрачной и даже откровенно страшненькой, что ни один нормальный мужик на нее вообще даже второй раз глянуть не должен, не то что влюбиться без памяти. И хотя, в принципе, Евгения Николаевна давно подозревала наличие умственной неполноценности в собственном муже, в степени его отсталости она, похоже, серьезно ошиблась. В общем, единственное, что почувствовала только что вероломно брошенная будущая мать близнецов – это недоумение и жгучую досаду от того, что десять с лишним лет прожила с идиотом, который даже уйти не смог к кому-нибудь нормальному.
Устраивать скандал было явно не перед кем. Плюнув, она развернулась и, на ходу снимая дурацкие уродливые тряпки, решительно зашагала домой. Уже следующим утром заявление о разводе лежало в районном суде, а госпошлина оплачена в ближайшем отделении банка. Зашедшему через несколько дней мужу она выдала чемодан с аккуратно собранными личными вещами. Андрей Павлович, чувствующий себя крайне виноватым перед женой, все имущество без разговоров согласился оставить ей и детям, чем предприимчивая Евгения Николаевна не преминула воспользоваться, заставив в присутствии свидетелей написать отказ от всяких претензий. Она, конечно, точно не знала, будет ли иметь эта бумага хоть какую-то силу в суде, но решила, что такая мера, в любом случае, лишней не будет. Впрочем, забегая вперед, скажем, что подобная предосторожность бедной Евгении Николаевне так и не пригодилась. Не прошло и двух недель, как бывший отец семейства исчез где-то на просторах нашей огромной Родины, так и не дождавшись результатов суда. Сонька, его нынешняя любовь, оказалась человеком не только увлекающим, но увлекающимся. Вот и теперь сначала она, а потом и бедный Андрей Петрович за компанию, увлеклись каким-то новым религиозным учением, гарантирующим познание истины еще в этой жизни, да отправились за этой самой истиной куда-то то ли на Алтай, то ли в Саяны, то ли еще куда на край света, может быть, даже в далекие прекрасные страны. Кто знает?