Потом я увидел рядом зеленый фургон Старикова. Потом (вероятно, я увидел все это одним махом, но называю в том порядке, в каком доходило до моего сознания) на фоне тускнеющего неба громаду грузовика, нелепо перегородившего улочку. Десятка полтора неясных в сумерках, да и со страху, серых фигур. Еще несколько машин, кажется "Волг", сгрудившихся в боковом проходе между домами. И наконец, будучи опущен на землю, я увидел перед собой светлый лик старшего оперуполномоченного Московского уголовного розыска капитана милиции Николая Сухова.
Я и сейчас затрудняюсь описать вам две вещи: свое состояние и выражение суховского лица.
- Так, - сказал он, и я понял, что Сухов поражен, пожалуй, не меньше моего.
Из темноты выдвинулся вперед некто высокий, адресуясь к которому Сухов произнес почтительно:
- Это из газеты... Тот самый, я вам докладывал...
Я почувствовал, что меня больше не держат. Высокий подошел ближе, спросил сурово:
- Как вы здесь оказались?
Руки у меня маленько тряслись, губы дрожали, и говорил я сбивчиво, но слушатели были понятливы. И когда грузовик, грозно взревев, стал разворачиваться и обдал нас светом фар, я заметил, что Сухов и его высокий начальник улыбаются. И я вдруг понял ясно, что это они не надо мной. Что люди только что сделали трудное, важное да и небезопасное дело. И что я им рассказываю про то, как со мной тоже обошлось все благополучно: не они стоят в молчании вокруг моего трупа, а я стою перед ними живой-здоровый, разве только напуганный, и говорю без умолку. Что на их лицах просто-напросто улыбка облегчения.
Одна за другой "Волги" начали выезжать на дорогу. Сухов вопросительно глянул на высокого, тот кивнул.
- Дуй в свою редакцию, завтра позвони, - расшифровал этот кивок Сухов, и оба растворились.
Я бегом бросился обратно к своей машине, но, когда через минуту выехал за поворот, не увидел на прежнем месте ни грузовика, ни черных "Волг", пропали и оба "жигуленка". Сгинули как наваждение, будто не было их никогда.
Из ближайшего автомата я позвонил Завражному и сказал, что материал надо вынимать из номера.
- Зарезал, - выдохнул он. - Ты понимаешь, что ты делаешь?
- Понимаю, - ответил я. - Очень хорошо понимаю.
- Убить тебя мало, - сказал он с чувством и, по-моему, обиделся, услышав, что я засмеялся.
Когда я поднялся к нам на этаж, в комнате дежурной бригады творилось черт знает что. В десятом часу переверстывать вторую полосу - это чепе, да еще какое! Замответсека отказывался даже смотреть в мою сторону. Что делается сейчас в наборном цехе, мне даже не хотелось думать.
Впрочем, теперь уже от меня ничего не зависело. Все неприятности обрушатся на мою бедную голову завтра. Но одно свое подозрение я хотел проверить сегодня, немедленно.
Я зашел в пустой сейчас кабинет Феликса, сел к телефону и набрал номер.
- Алло, - произнесли на том конце провода.
- Можно попросить Максимова, - сказал я, изменив голос.
- Отсутствует, - ответили мне, и по тону я понял, что трубка сейчас будет положена.
- Минуточку! - крикнул я сиплым басом. - А не знаете, где он сейчас? Это его товарищ, он мне позарез нужен.
- Всем позарез нужен Максимов, - проворчал мой собеседник. - Болтается по городу. Не знаю я, где его искать. Часа три назад поехал куда-то в Крылатское, что ли. Скоро, поди, должен появиться, его тут тоже ждут не дождутся.
В трубке послышалось хихиканье, и я, не попрощавшись, положил ее. По крайней мере, одной загадкой стало меньше. Ибо по дороге в редакцию я методом простого исключения вычислил, что только один человек мог одновременно знать и про Феликса, и про Дом журналиста, и про Крылатское мой сосед по кабинету.
Я толкнул дверь и остановился на пороге. Протасов сидел за своим столом.
- Ну, навел ты шороху, Игорек, - сказал он с ухмылкой. - Потащат тебя завтра на цугундер.
Я молча смотрел на него, с удивлением ощущая, что злость моя куда-то уходит. Что ей на смену приходит что-то вроде гадливости. Я знал Протасова много лет, и мне было нелегко в одну минуту перестроиться в отношении к нему. Поэтому я постарался сдержаться.
- Валя, - сказал я мягко, может быть, даже чересчур, - ты всегда рассказываешь всем, кто мне звонит, где меня найти и чем я занимаюсь?
- А что случилось? - спросил он.
- Ответь, пожалуйста, на мой вопрос.
Он пожал плечами:
- Если очень просят - рассказываю, конечно. Случилось что-нибудь?
- Случилось, - сказал я, присаживаясь на стол напротив него. Случилось, что меня за последнее время раза три могли убить или искалечить - и все с твоей помощью.
Его глаза тревожно забегали.
- Игорек, - сказал он обиженное - откуда ж я мог знать? Ты ж меня предупредил, я ж как рыба... А то звонят тебе целый день - всем вынь да положь Максимова...
Я внимательно следил за его лицом. Придуривается или действительно все так и есть? Но ведь когда-то он работал так же, как я, неужели все забыл? Неужели может человек вот так перемениться, чтобы все забыть? Он глядел на меня, по-детски надувая губы, как бы говоря: "Зачем зря обижаете?!"
Похоже, не придуривается, решил я наконец. И тогда не осталось даже гадливости. Так, одна пустота.
- Знаешь, Валя, - сказал я, пересаживаясь за стол, к телефону. - Я тут много думал... История все-таки не абстрактная наука. Как бы тебе этого ни хотелось. Выйди из комнаты, мне позвонить надо.
Он поднялся с видом оскорбленного достоинства:
- Ну, знаешь, Игорь...
- И мой тебе совет, - сказал я ему в спину, когда он уже взялся за ручку двери. - Уходи из газеты. Пока не поздно. Мне действительно надо было позвонить. У меня появилось твердое ощущение, что сегодня вечер ответов на вопросы и что он еще не кончился.
- Здравствуйте, Таня, - сказал я. - Меня зовут Игорь Максимов. Я... одноклассник Андрея.
Другим словом в разговоре с ней я назвать себя не рискнул.
- Здравствуйте, - сказала она. - Я про вас много слышала. Хорошо, что вы позвонили. Андрей просил, если с ним что-нибудь случится, разыскать вас. Вот и случилось...
Через сорок минут мы ехали с ней по ночному шоссе Энтузиастов. Она не знала точного адреса, но сама вызвалась поехать со мной, чтобы показать дом. За всю дорогу мы больше ни словом не обмолвились про Андрея Елина, хотя, конечно, оба думали о нем.
Мы остановились возле девятиэтажки, на одной из Владимирских улиц.
- Пятый этаж, квартира восемнадцать, - сказала Таня. - Вон те окна, третье и четвертое от угла. Мне пойти с вами или остаться?
- Лучше останьтесь, - сказал я.
В окнах горел свет.
Я поднялся на пятый этаж и подошел к двери. Маловероятно, что она откроется на мой звонок. Я огляделся. Створки распределительного щитка были скреплены куском закрученной проволоки. Размотать ее оказалось делом несложным. Над каждым из жучков масляной краской было аккуратно написано, к какой квартире он относится. Я повернул рукоятку под номером восемнадцать.
Прошла минута. Вторая. Третья. И наконец замок щелкнул.
Передо мной, щурясь после темноты, стоял Саша Латынин.
30
К Феликсу я заехал утром - побриться, переодеться. Но оказалось, очень вовремя. Позвонил Виктор Васильевич Латынин, предложил встретиться. Я не стал спрашивать зачем - договорились в одиннадцать у входа в парк культуры.
Потом я дозвонился до Сухова. Разговор у нас с ним вышел краткий, но содержа тельный.
Ровно в одиннадцать я стоял на месте и наблюдал, как кремовый автомобиль, сверкая на солнце, выруливает с Крымского моста вниз, подкатывает на стоянку и замирает.
Быстро отыскав меня глазами среди толпы, Латынин закрыл машину и пошел спортивной походкой, на ходу приглаживая седой бобрик. Я тоже двинулся ему навстречу.