— Что?
— Тебе придется найти самого лучшего адвоката, которого только можно найти за деньги, если ты хочешь вырваться из этого замужества.
— Это не замужество, — быстро произнесла она. — И ты знаешь это. Это было соглашение.
— Скажи об этом судье. — Лицо Гранта потемнело.
Он отпустил ее кисть, прошел мимо нее и вошел в дом, даже не взглянув на нее.
Ханна глядела ему вслед. И как только она могла внушить себе, что влюблена в него?
Глава двенадцатая
Наконец Грант согласился, что оставаться в Мексике не имело смысла. Это была маленькая победа Ханны.
У нее не было никакой возможности вернуться к прежней жизни: ни работы, ни квартиры, ни денег. Она была привязана к нему свидетельством о браке и его упорным желанием удержать ее заключенным между ними контрактом.
Как только они заняли места в салоне первого класса самолета, несущего их обратно в Штаты, он обернулся к ней:
— Я позвонил Мэрилин, — произнес он неприятным голосом, — и сказал ей то, что мы будем говорить каждому интересующемуся: меня отозвали домой неотложные дела.
— Можешь говорить им все, что хочешь. — Ханна смотрела прямо перед собой.
— Я хочу быть уверенным, что ты знаешь, как излагать эту историю, — холодно произнес он.
— Не думаю, что я вообще буду с кем-либо разговаривать.
— Люди ожидают видеть нас вместе последующие несколько недель. — Он натянуто улыбнулся. — В конце концов, дорогая, официально у нас еще продолжается медовый месяц.
— Только потому, что ты решил продлить его.
— Да. — В углу его рта заходил желвак. — Одна из моих многих ошибок, а теперь слишком поздно исправлять что-либо.
— Это никогда не поздно сделать. Ты просто боишься, что твое проклятое «эго» пострадает, если…
— Тут нечего обсуждать, — оборвал он ее хриплым голосом, — последующие несколько недель ты будешь появляться со мной на людях, будешь принимать гостей в нашем доме…
— Если ты попытаешься… если ты дотронешься до меня, — сказала она звенящим шепотом, — то обещаю, что ты пожалеешь об этом.
Его рот показался узкой щелью на его потемневшем лице.
— Я уже сожалею, — холодно сказал он и отвернулся, скрестив руки на груди и откинув голову на спинку сиденья.
Ханна ничего не ответила. Не следовало этого говорить, было глупо показывать ему свой страх. Она никогда не боялась, что он возьмет верх над ней, да и сейчас не боится. Опасность заключается в том, что он, помимо его собственной воли, притягивает ее к себе как магнитом. Нет, с этим покончено навсегда. Она никогда снова не бросится в его постель. Никогда!
Если бы у нее только было куда или к кому убежать. Но в том, что касается развода, она должна полагаться только на себя. Ее ближайшая подруга — Салли, но она не может затягивать ее в свои несчастья. Грант мог быть мстительным, и он не колеблясь уничтожит любого, кто придет ей на помощь.
Он не желал ее, никогда не желал, кроме как на время их контракта. Все это было упражнением в силе, и боль, таящаяся внутри нее, не должна вырваться наружу.
— Мадам? — Она подняла взгляд. Стюарт с сияющей улыбкой протягивал ей бокал шампанского. — Что бы вы хотели?
Мою жизнь, такую, какой она была до того, как Грант Маклин завладел ею, подумала Ханна.
— Ничего, — сказала она, покачав головой, — ничего, благодарю вас.
— Мне тоже ничего, — процедил Грант.
Это были последние слова, которые они произнесли до того момента, как их самолет приземлился в Сан-Франциско.
Ханна знала, что Грант живет в огромной квартире в пентхаусе. Она предполагала, что квартира окажется элегантной, даже роскошной… Но когда двери частного лифта, идущего в пентхаус, распахнулись, от того, что, она увидела, у нее перехватило дыхание.
Перед ней открылось огромное, облицованное мрамором фойе, освещенное сверкающей хрустальной люстрой, свисающей с потолка, высотой в три этажа. Ханна задрала голову. На стенах висели картины того рода, какие она видела только в музеях, а наверху, на уровне второго этажа, располагалась висячая галерея. Она опустила глаза и снова оглядела фойе, где в дальнем углу в великолепном одиночестве красовалась скульптура, похоже работы Бранкузи (Знаменитый французский (румынского происхождения) скульптор (1876-1957).).
— Надеюсь, ты не ожидаешь, что я перенесу тебя через порог (Старый обычай: молодожен вносит новобрачную в дом на руках.).
— Я слишком устала, чтобы играть в игры, — сказала она. — Если ты просто скажешь мне, где находятся мои комнаты…
— Апартаменты занимают весь третий этаж. Она обернулась к нему.
— Я сказала — мои комнаты, Грант! Ты обещал мне, что у меня будет собственная квартира.
— Я изменил свое намерение. — Его зубы обнажились в неприятной улыбке.
— Что ты хочешь сказать — изменил свое намерение? Ты не должен думать, что я…
— Добрый вечер, сэр. — Ханна обернулась. К ним, вежливо улыбаясь, направлялся дворецкий. — С возвращением домой! Особо приветствую вас, миссис Маклин.
— Привет, Ходжес. Как дела? — спросил Грант.
— Все хорошо, сэр. Позвольте взять ваш багаж?
— Только не мой, — быстро сказала Ханна. — Мои вещи отнесите в гостевую комнату, пож… — Она запнулась, когда Грант резко сжал ей руку.
— Отнесите все в мои комнаты, — процедил он сквозь зубы, — мы будем в студии. И позаботьтесь о том, чтобы нас не беспокоили.
— Я не пойду с тобой, — прошептала со злостью Ханна, но Грант, почти приподняв ее на пальцах, протащил сквозь фойе, потом через две резные двери, которые сами захлопнулись за ними.
Остановившись, он повернул ее к себе.
— Что это за представление ты устраиваешь? — потребовал он, с трудом сдерживая ярость.
— Я не буду спать в твоей постели, — ответила Ханна с такой же яростью, — и если ты хоть минуту будешь думать…
Она вскрикнула, с такой силой его пальцы впились в ее руки.
— Но ты, ты моя преданная жена. И содержания контракта следует твердо придерживаться, или ты забыла об этом?
— Ты не можешь заставить меня придерживаться этого смехотворного соглашения, и ты знаешь это!
— Нет?
— Нет! И если ты попытаешься…
— Я сказал тебе, золотце, чтобы ты поискала себе адвоката. И, черт побери, самого лучшего, потому что я буду драться с ним на каждом шагу. — Грант отпустил ее и пересек комнату. — А пока ты будешь подчиняться правилам.
— Правилам? — Она смотрела, как он распахнул дверки секретера из красного дерева, где находился встроенный бар со всевозможными напитками. — Каким правилам?
— В действительности, — сказал он, вывинчивая пробку из графина, — существует только одно правило. — Он плеснул янтарной жидкости в высокий граненый стакан, поднес к губам и отпил половину. — Ты должна помнить, кто ты…
— Женщина, которая хочет свободы! Ты тоже должен помнить это.
— Ты моя жена. И ты должна вести себя соответственно. Все время.
— Что это означает? Предполагается, что я должна делать реверансы? — Она подошла к нему. — Или просто низкие поклоны? — Она упрямо выставила челюсть. — Ты скорее дождешься, что ад замерзнет, чем…
— Ты никогда, слышишь, никогда больше не будешь устраивать подобной сцены. — Грант опустил свой стакан и схватил ее за плечи. — Ясно?
— Почему? — взметнула голову Ханна. — Или твое бедное «эго» настолько хрупко, что ты не можешь позволить, чтобы свет узнал, что наш брак вовсе не брак на самом деле?
— Должен сказать тебе, что мне безразлично, что думает свет.
— Или потому, что ты отказываешься смириться с тем, что хоть раз в жизни тебе не удается получить то, чего ты хочешь?
— Если мне не удастся, — сказал он спустя миг, — это будет не из-за недостатка попыток.
— Неужто ты в самом деле опустился так низко? Неужто настоять на своем так важно для тебя, что ты силой заставишь меня спать с тобой?
— Черт бы тебя побрал, Ханна, — он стиснул ее в руках, — черт бы побрал.
Он еще сильнее стиснул ее и прижал свои губы к ее губам. Его поцелуй был грубым, отражающим его злость, а не желание. Ханна отбивалась, пыталась отвернуть свое лицо, но он вцепился руками в ее волосы и удержал ее.